VogueКультура

Ярлык на ве­ли­кое княжение

Сорока­лет­ний Ильдар Абдра­за­ков — Шаляпин на­ших дней, че­ло­век боль­шо­го та­лан­та и ха­рак­те­ра. Накану­не се­рии ев­ро­пей­ских пре­мьер с луч­шим ба­сом ма­ри­ин­ки встре­тил­ся Алексей Тарханов.

Фото: Karen Rosetzsky. Стиль: Jetteke van Lexmond

Абдра­за­ков сто­ит меж­ду под­стри­жен­ны­ми клум­ба­ми, как на ма­ко­вом поле в «Князе Игоре». Сад му­зея Ван Лоон в Амстер­да­ме на­по­ми­на­ет опер­ную сце­ну, ле­том тут и прав­да дают опе­ры под от­кры­тым не­бом. Зимой же сад при­над­ле­жит сви­ре­по­му коту по име­ни Симба. На му­зей­ной две­ри, вы­хо­дя­щей в сад, ви­сит объ­яв­ле­ние «Закры­вай­те плот­нее, а то вой­дет кот». Ильдар бе­рет кота на руки, кот смот­рит на него ис­под­ло­бья, как хан Кончак, но мол­чит и тер­пит, чуя кня­же­скую руку.

Громозд­кую опе­ру Бороди­на на сце­не Нацио­наль­ной опе­ры Нидер­лан­дов ста­вит Дмитрий Черня­ков — солн­це и на­деж­да рус­ской опе­ры в тол­стых чер­ных оч­ках. Режис­сер су­ров: Ильда­ру пред­сто­ит про­ве­сти на сце­не про­лог и весь пер­вый акт, куда за­гнан и Путивль, и по­ло­вец­кий стан. Никуда не уй­дешь, даже если мол­чишь и не по­ешь, стой и веди себя как князь. «И так все вре­мя на сце­не. Я го­во­рю: Митя, дай мне хоть за ку­ли­сы вый­ти. Хоть воды по­пить», — взы­ва­ет Абдра­за­ков. Но Черня­ков неумолим.

Ильда­ру дис­ци­пли­ны не за­ни­мать. На на­шей съем­ке он ра­бо­та­ет как на сце­не, фо­то­груп­па толь­ко что не бро­са­ет­ся в ап­ло­дис­мен­ты. На му­зей­ной кро­ва­ти, на на­бе­реж­ной ка­на­ла Кайзер­грахт, у фо­на­ря, на ве­ло­си­пе­де, стоя, лежа, в прыж­ке. Опять все вре­мя в глав­ной роли. А зав­тра, меж­ду про­чим, пре­мье­ра, и се­го­дня у Ильда­ра един­ствен­ный выходной. 

Ильдар рос в Уфе, папа — те­ле­ви­зи­он­ный ре­жис­сер, мама — ху­дож­ни­ца. Старший брат Аскар — опер­ный пе­вец. «И во­все я не ду­мал, что буду петь опе­ру, — го­во­рит Абдра­за­ков. — Думал, буду петь пес­ни, как Муслим Магома­ев. Буду ра­бо­тать в фи­лар­мо­нии. Всю Башки­рию объ­еду с кон­цер­та­ми!» В дни его юно­сти в опе­ру хо­ди­ли все боль­ше род­ствен­ни­ки со­ли­стов и хо­ри­стов. Так и он по­шел в пер­вый раз слу­шать бра­та в «Царской не­ве­сте»: «Тоска! Зал пу­стой. Так мне не по­нра­ви­лось, бра­та по­слу­шал и убе­жал с дру­зья­ми го­нять». Его спас Росси­ни. С ре­пе­ти­ции «Севиль­ско­го ци­рюль­ни­ка» — опять же при­шел в го­сти к бра­ту — вы­шел с же­ла­ни­ем петь в опе­ре. С тех пор уго­ва­ри­ва­ет дру­зей по­вни­ма­тель­нее вы­би­рать, с чего на­чи­нать зна­ком­ство де­тей с клас­си­кой — и тут, ко­неч­но, луч­ше Росси­ни, чем, к при­ме­ру, Римский-Корса­ков или Вагнер.

«Я хо­ро­шо пом­ню, как вы­хо­дишь на сце­ну в ми­ман­се, а на сце­не боль­ше лю­дей, чем в зале». Теперь все из­ме­ни­лось. Оперу по­ку­па­ют за зо­ло­то, ба­лет за се­реб­ро, рус­ская му­зы­ка по­всю­ду в мире по­ет­ся рус­ски­ми го­ло­са­ми. Ильдар Абдра­за­ков це­лый год в сед­ле — из Нью-Йорка в Мюнхен, из Парижа в Милан: «Ну и что же, это хо­ро­шо, что столь­ко дела. Я же баш­кир, ко­чев­ник». Абдра­за­ков рас­ска­зы­ва­ет, как род­ствен­ни­ки на­ня­ли ге­не­а­ло­га, ко­то­рый вы­вел их род к Тамер­ла­ну и вы­дал чле­нам се­мьи кня­же­ские гра­мо­ты. «Так с тех пор и об­ща­ем­ся. Алло, это князь Ильдар! Княги­ня Зарема слушает!»