Записки
Алвис Херманис
Всего один год
Дневник режиссера сезон 2015/2016
Прошлой осенью рижское издательство Neputns опубликовало книгу Алвиса Херманиса «Дневник». В ней самый известный режиссер Латвии рассказывает об одном годе из своей жизни, который свел его с Бродским и Барышниковым.
Как это здорово, что книга замечательного режиссера Алвиса Херманиса скоро увидит свет в русском переводе! И я рад за читателей «Сноба», которые первыми прочтут одну из глав, посвященную работе над спектаклем «Бродский / Барышников». Алвис – из тех режиссеров, кто никогда не навязывает свои идеи, а ждет предложений от актеров. У него есть какая-то особенная нежность по отношению к материалу – в нашем случае это были рассказы Василия Шукшина, – и он умеет ее передать тем, с кем работает. У него прекрасный, тонкий вкус. Но при этом он очень точно знает, чего хочет. Алвис научил меня легкости – не сгибаться под грузом ответственности той или иной роли, а «брать» ее той самой нежностью. Я счастлив, что такой опыт был в моей жизни, и очень надеюсь на его продолжение.
12.08.2015
После тринадцати часов полета (со мной жена Кристина и наша младшенькая) прибываем в Пунта-Кану, где находится летняя резиденция Миши Барышникова. Правда, лето в Доминикане круглый год. В аэропорту нас встречает Миша со своим шофером. В машине говорю ему, что Бродский не ахти как подходит к пальмам и что репетировать спектакль о Бродском на этой широте несколько абсурдно. И вообще, вряд ли в тропиках когда-либо рождалась настоящая поэзия.
Увидев его дом, который, надо признаться, настоящее чудо архитектуры на самом берегу океана, беру свои слова обратно. Между экзистенциальной тоской, которая присуща Бродскому, и надмирной красотой этого берега шумного океана есть нечто общее. Может, похоже на родство Бродского и Венеции. Последняя станция прекрасного. Красота, печаль, смерть. Банальная комбинация, конечно. Но это именно так.
Сам Бродский, приехав сюда и увидев резиденцию своего друга, сказал: «да… есть все-таки справедливость». Подразумевая, что Миша, паренек из рижской коммуналки, заслужил это место.
Миша показывает нам комнаты, где мы проведем пару недель. У самых дверей растет совершенно кривое и косое узловатое дерево – гуанкана, которое тут живет уже шестьсот лет. То есть выросло еще до того, как Христофор Колумб, переплыв океан, увидел сушу. Доминикана была его первой остановкой на пути к новому свету.
13.08.
За завтраком говорим о нервозности и страхе актеров перед выходом на сцену. По моим наблюдениям, чем старше актер, тем больше нервничает перед выходом. Помню, как Вия Артмане, которая сыграла свои последние две роли в моих постановках, из-за страха перед публикой иногда так могла вцепиться в кулисы, что ее приходилось выталкивать на сцену почти силой. Миша рассказывает, что с ним происходит нечто похожее, но он достал специальные шведские таблетки, которые надо принимать за час до выхода, и очень помогает. Снижает пульс. Вроде многие музыканты тоже принимают. Это надо будет запомнить.
Пианист Гленн Гульд, как известно, из-за страха перед публикой закончил свою концертную деятельность в тридцать один год и оставшуюся жизнь провел в студии звукозаписи. Он говорил, что, выходя на сцену, всегда чувствовал: глубоко в подсознании публика ожидает провала артиста. Может быть. Помню, как в детстве мы с друзьями ездили смотреть соревнования на Бикерниекской гоночной трассе. Конечно, главной надеждой всегда было увидеть неслабую аварию. Только в детстве этого никто не скрывал. В некоторых мировых оперных театрах публика на премьере ждет того же самого. Это я твердо знаю.
14.08.
Думать о Бродском – значит, в некотором смысле, думать о смерти. О смерти как о предельном проявлении жизни. В свою очередь мы с Барышниковым, думая о том, как поэзию Бродского перевести на язык тела, давно уже решили идти по направлению к butoh. Этот японский танец, который возник после «вулканов смерти» Хиросимы и Нагасаки, отличается от всех прочих танцевальных идеологий тем, что вовсе не старается преодолеть силу гравитации. Наоборот, цель буто – вползти, втиснуться, вдавиться, подобно червяку, обратно в землю, из которой ты вышел. Вползти обратно в подсознание.
Вечером пили джин, курили доминиканские сигары и еще долго смотрели видеозаписи старых мастеров буто, пока оба не заснули перед экраном. Потом во сне тема продолжилась – в гости пришли умершие друзья молодости.
И Барышников с Бродским тоже были друзьями в течение двадцати двух лет. А вот теперь Бродский почти двадцать лет живет на кладбище в Венеции. Я хочу, чтобы наш спектакль был как спиритический сеанс, на котором они еще раз встретятся.
15.08.
Как перевести поэзию Бродского на язык тела? Помню, когда я первый раз читал Бродского, у меня буквально стало ломить кости. Я к этой поэзии подключаюсь физиологически. Она на меня действует, как массаж изнутри. Летом 1991 года, когда я впервые прочитал стихи Бродского в библиотеке Сан-Диего, он, как солитер, вполз в мое тело и жил там все эти годы.