Бенедикт Камбербэтч: «Дети – лучший якорь в нашем плаванье»
В кино он нередко играет гениев, но просит иметь в виду, что сам он никакими сверхспособностями не обладает. Он считает себя личностью вполне заурядной, но согласиться с этим непросто. И даже более того – невозможно с этим согласиться.
Тут так ярко, так радостно – в еврейском ресторане неподалеку от парка Хэмпстед-Хит в жилом, несколько мещанском, буржуазно-благополучном Хэмпстеде на севере Лондона. Голубые стены, золоченая люстра, кресла с ярко-голубой обивкой в цветах и ветках... И почти никого в этот час между ланчем и тем, что англичане называют обедом. Да, ни трое посетителей, ни немного сонные официанты вопреки моим ожиданиям не обращают на нас внимания. Но, как выясняется, равнодушны они вовсе не потому, что мой собеседник в серых брюках, серой фуфайке, с серым шарфом на шее, завязанным аскетичной петлей, старается быть незаметным. А потому, что он здесь «дневной завсегдатай». Бенедикт Камбербэтч, оказывается, постоянно назначает в этом ресторане встречи, потому что живет в десяти минутах ходьбы, «а домой не пригласишь – там детские крики, вопли, игры, слезы, уговоры съесть еще чуть-чуть этого, не есть слишком много того... или наоборот – не то что тихий, а мертвый час. А сюда можно прийти чуть не в домашних тапочках и сразу же после разговора вернуться в наше сообщество старших и младших, где непонятно, кто кого воспитывает... и куда я стремлюсь попасть отовсюду, где бы ни находился».
Эту последнюю фразу мне так странно слышать от него – завсегдатая не только работающих днем ресторанов, но и ковровых дорожек, пресс-конференций, официальных и благотворительных событий, где он неизменно показывает себя гением общения и мастером светской беседы. И от человека, который однажды признался, что... Ну да, об этом я сразу его и спрошу.
Psychologies: Бен, извините, но странно слышать про стремление домой от человека, который как-то сказал, что в юности больше всего боялся прожить обычную, ничем не примечательную жизнь. И вот, пожалуйста, – семья, дети, дом в Хэмпстеде... сама безоблачная ординарность. А как же профессия, карьера, слава – что же, в ваших глазах эти понятия обесценены?
Бенедикт Камбербэтч: Не знаю, не троллите ли вы меня... Но отвечаю серьезно. Теперь, когда мне прилично за сорок, я осознал штуку, кажущуюся довольно простой. Жизнь – это путь. То есть не процесс, происходящий с нами. Это наш путь, выбор маршрута. Точка назначения – та, которая кроме могилы, – не очень ясна. Но каждая следующая остановка, так сказать, привал, более или менее ясен. Иногда не нам самим. Но в атмосфере уже чувствуется ветер оттуда... Вы знаете, конечно, что мои родители – актеры. И полностью сознавая, насколько актерская жизнь нестабильна, иногда унизительна, всегда зависима, они напряглись, и очень серьезно, чтобы я получил лучшее образование из всех возможных. И мобилизовали все свои финансовые ресурсы, чтобы отправить меня в главное учебное заведение мира для мальчиков – школу Хэрроу. Они надеялись, что с такими перспективами, которые дает Хэрроу, я смогу стать врачом, астрофизиком, юристом, в конце концов. И обрету стабильное, безоблачное будущее. Но до школы и на каникулах я часто приходил в театр, на мамины или папины спектакли. И вот помню... Мне лет 11, я стою за сценой и смотрю на актеров, на тьму, которая для меня вместо зрительного зала... Мамин выход, она в кругу света, ее комичная жестикуляция, в зале смех... И я чувствую, как из той тьмы, где публика, исходит тепло. Ну, буквально физически чувствую! Мама возвращается за сцену, видит меня и, наверное, особое выражение моего лица и тихо произносит: «О нет, еще один...» Она поняла, что я пропал. И поэтому, когда уже после Хэрроу я объявил, что все-таки хочу стать актером, что значило на практике «к черту ваши усилия и ваше образование», родители лишь тяжело вздохнули... То есть это актерское будущее запрограммировал в себе я сам – там, за сценой на мамином спектакле. И следующим моим... «привалом» должна была стать сцена, возможно, если повезет, – экран. Не сразу, но получилось. А после всех этих ролей, феерического и совершенно для меня неожиданного успеха «Шерлока» я ощутил, что мне не хватает... А она очень нужна – внутренняя дисциплина, сосредоточенность мысли, верное, ясное видение вещей. Укоренение в реальности. Ее спокойное принятие. И это ценнее, чем профессиональный успех, уверяю вас. Жить самой ординарной жизнью оказалось важнее карьеры.
