Андрей Соколов: “Раньше я раздавал счастье, а сейчас его берегу”
Он прагматик и романтик, циник и мистик – в нем много взаимоисключающих качеств. А еще актер самого откровенного советского фильма «Маленькая Вера» признается, что он самоед. Гиперответственность в патологической форме — как ему с этим живется?
Думаю, вряд ли кто-то кроме самого Соколова страдает от его гиперответственности. Я – точно нет. Приехала в Дом кино чуть раньше, чем договорились. И вдруг звонок: «Буду через минуту». Действительно, проходит ровно минута, и он появляется. Было бы странно, если бы Андрей опоздал. Пьем черный сладкий чай. Впрочем, как всегда. Разговариваем… И становится очевидным – за 10 лет, что мы знакомы, он внутренне стал другим. Соколов кивает: «Жизнь меняет. И если ты сопротивляешься этим переменам, тебя все равно перемелет». Не сразу, но все же, мне кажется, я улавливаю, в чем дело: «Раньше ваша готовность к счастью бросалась в глаза». – «Раньше было другое. Я раздавал это счастье, эту энергию, а сейчас ее берегу. Меня потрепало в последнее время. Но все наладится. Я ведь только возвращаюсь из боя…»
Psychologies: Андрей, тема нашего апрельского номера – «Говорить открыто». Насколько вам это свойственно?
Aндрей Соколов: Я считаю, что открытость, откровенность в чистом виде в основном присущи детям. С возрастом, с опытом, после ударов судьбы человек закрывается. Это естественно. Ведь открытые люди слишком уязвимы. Уверен, можно быть откровенным только с близкими. И только достигнув какого-то определенного уровня внутренней зрелости и защищенности, человек может начать открываться вновь.
Когда створки вашего домика стали закрываться?
А.С.: Всякое в жизни случалось. Например, в начальной школе мой товарищ проиграл меня в карты. Тогда я не мог оценить уровня этой подлости. Представляете, насколько был наивен! К тому же у меня есть странное качество характера – оправдывать недругов и даже какие-то самые неблаговидные поступки… Но закрылся я позже. После премьеры фильма «Маленькая Вера» раздавал интервью направо и налево. И когда беседовал с очередным журналистом, мне вдруг стало ужасно плохо физически. Я чувствовал, будто меня разрывают, растаскивают на куски. Я стал сбавлять градус откровенности. Понял: если не закроюсь, просто не выживу. Хотя у меня еще долго не срабатывал инстинкт самосохранения. Это касается и общения, и поступков. Мог разогнаться на машине на сумасшедшей скорости и затормозить прямо перед бетонной стеной, мог на руках висеть на балконе одиннадцатого этажа. Чего только не было! Мой ангел-хранитель позволял мне творить дикие вещи, которые сходили с рук. А потом я почувствовал, что авансы исчерпаны. Я четко ощутил этот перелом, границу, которая отделила одну часть жизни от другой.
Что же с вами произошло? Обычно это бывает после серьезных потрясений.
А.С.: Мне шел тридцать третий год. На дворе лихие девяностые. Убили моего близкого друга. Переживания были такими сильными, что меня парализовало. Не всего, левую сторону… С тех пор один из самых больших моих страхов – беспомощность. Вообще у меня в жизни после спортивной юности было больше двадцати наркозов, и я знаю, что такое уговаривать себя: «Пошли ножками, пока ножки ходят». Уверен – не у тела есть душа, а у души тело. Одно, второе, третье… Как-то в день моего рождения друг-хирург делал мне операцию. Что-то пошло не так, возможно, переборщили с наркозом. Но так случилось: я увидел прямо классический свет в конце тоннеля, он был фантастическим, очень теплым. Я купался в нем и ощущал абсолютную всепоглощающую любовь. Когда очнулся, мне объяснили, что я фактически перешагнул черту и был по ту сторону жизни. Я тогда понял, смерть – это просто какой-то этап… в жизни, или цепочке жизней. Как кому нравится.
У вас было предчувствие, что с вами в этот момент может что-то произойти?
А.С.: В тот момент – нет, но однажды предчувствие спасло мне жизнь. Я был совсем юным, мы с отцом летели с БАМа, где я шабашил. И вот перед отлетом я почувствовал: лететь категорически нельзя! Со мной такое было впервые. Меня трясло и даже тошнило от ощущения опасности. Дикая паника накрыла. Я не мог с собой справиться, и мне пришлось обмануть отца. Сказал, что забыл закрыть дверь в доме, где мы жили. Отец мне поверил, мы остались. А самолет разбился. Когда я осознал все, что случилось и что могло произойти, был потрясен. Тогда я четко понял – себе нужно доверять. Для меня это было серьезное открытие!