Лестница в небо
Нотр-Дам: что сгорело и что осталось? После пожара 800-летнего собора Париж задумался о том, что хотели сказать потомкам его создатели
Франции. Фото AFP
Сначала собор горел, и Парижу казалось, что это небо рухнуло на землю. Потом выяснилось: самое ценное, к счастью, выжило, и немедленно начались самые земные споры и трения. Но теперь, с каждым днем, все яснее, что осталось главное: понять, что нам со всем этим делать — с собором, пожаром, слухами и нашими страхами? В чем смысл происшедшего?
Собор
Разберемся сначала с тем, что такое для нас сам этот собор. До пожара он был то, что называется «достопримечательность». Подошли, полюбовались, послушали про легенды, сфотографировались. Любимый, старинный, непонятный. Совсем не то, что для средневекового человека — одновременно и целый мир, и уже не мирское, а потустороннее создание, лестница в небо. Но когда собор загорелся, оказалось, отличаемся мы от людей «эпохи соборов» не так уж сильно. Без собора чувствуем себя неуютно и беззащитно. Понятно, почему: и так вокруг разлито предчувствие, что мир рушится, а тут еще и твердыня, которая стояла 800 лет и должна была нас пережить, готовится исчезнуть. Мы думали, что он вечен, а он, оказывается, тоже может умереть. Как с этим жить? Видимо, взрослеть и защищать. Так бывает, когда стареют родители. Это первый урок.
Что ушло
Вот рухнула башня, шпиль. Из городского пейзажа, из парижской небесной линии исчезла самая важная игла. «Ну и пусть, это новодел XIX века,— вздыхаем мы облегченно,— главное, что средневековые стены устояли». Но тут раздались голоса членов «компаньонажа», древнего французского братства ремесленников, каменщиков, резчиков по дереву, столяров. Для них это настоящая потеря, ведь шпиль тоже строили «компаньоны», все известны по именам.
За пределами Франции иногда кажется, что это какой-то фольклорный орден, бородатые мужи, расхаживающие на ярмарках в странных одеждах. На самом деле это, может быть, самая мощная в мире школа мастеров. И упавшая башня XIX века обращается именно к ним, к преемникам тех, кто ее возводил. Теперь это предстоит сделать им, в том числе и совсем безусым юношам и детям, компаньонаж обучает и выпускает в профессиональный мир около 10 тысяч мастеров ежегодно — каменотесов, кровельщиков, штукатуров, слесарей… На страницах французской Liberation 16-летний Пьер рассказывает, что утром его разбудил отец: «Ты еще не там, не в соборе?». Около 30 процентов всех французских каменщиков проходят через компаньонаж. Подмастерье, чтобы стать мастером, должен выпустить «шедевр». В других местах сказали бы — дипломная работа, а здесь так и называется. И если есть в падении башни какой-то смысл, то разве что эта фантастическая возможность создать собственные шедевры, открывшаяся перед Пьером и его однокашниками.
Сгоревшая крыша, конечно — самая страшная потеря. Так называемый «лес» — не путать со строительными лесами — включал дубовые бревна XIII века. Французские производители леса сразу же объединились и рассчитали, сколько «соборных» дубов (это не качественный, а профессиональный термин) каждый из них должен поставить. Еще не очень понятно, сколько именно дубов понадобится, но кажется, что дарения страховой группы Groupama — 1300 штук — должно хватить. Профессиональное объединение лесозаготовителей утверждает, что производители, в любом случае, поставят, сколько нужно. Словесная игра здесь говорит сама за себя, стропила собора зовут «лесом», а лучшие французские леса называют «соборными», или «кафедральными». В случае «леса» уже не скажешь, «ну и пусть» — погиб настоящий средневековый шедевр. Но вниманием к нему недовольны французские экологи: почему никто не дает таких денег на спасение тех самых лесов, где растут драгоценные дубы? На борьбу с потеплением климата? Может, это тоже послание собора?
И что осталось
Устоявшие в пожаре ценности тоже пытаются нам о чем-то сказать. Даже если мы плохо разбираем их язык, понятно, что они не молчат. Три органиста собора Парижской Богоматери не спали ночью, пробились к органам (их в соборе тоже три) утром и удостоверились, что самый большой и старинный чудом уцелел. Над ним проходит балка, скрепляющая две башни, которая его и защитила. А вот самый маленький безвозвратно погиб, его буквально залило водой. Не страшно по сравнению с древним? Просто вы не слышали, как плакал органист. И как рассказывал, что орган только кажется таким огромным и сильным, а на самом деле это один из самых хрупких инструментов.