Цензору — цензорово
190 лет назад Николай Первый утвердил один из ключевых дореволюционных уставов о цензуре. В каком виде цензурные запреты дожили до нашего времени, разбирался «Огонек»
В России дореволюционная цензура оформилась в трех цензурных уставах, главный из которых был принят как раз в 1828 году, читать его сегодня не менее увлекательно, чем и запрещенные им книги. Напомним: этот устав запрещал изложение подробностей чьей-либо домашней жизни, хотя и разрешал общее «осмеивание пороков и слабостей». В текстах не допускались политические вольности, например «суждения о современных правительственных мерах», как нельзя было и оскорблять правительства дружественных стран. А вот более экзотичный пример — в уставе можно найти упоминание о борьбе… с самолечением. Оказывается, специальной цензуре подвергались лечебники для общенародного употребления, чтобы исключить из них все инструкции, выполнять которые могло быть вредно «без совета и пособия врачей».
Устав цензурировал и иностранные книги (впервые в истории обе цензуры объединили): интересно, что зарубежные романы и повести должны были рассматривать «с большею против иных книг строгостию, в отношении к нравственности их содержания». При этом сам устав считался более либеральным, особенно по сравнению с предыдущим, прозванным «чугунным». И более передовым: именно в этом уставе заложили основы авторского права. Впрочем, самое любопытное в другом: хотя со временем власти попытались облегчить цензуру, формально устав 1828 года оставался основой цензурного законодательства аж до 1905-го!
Казалось бы, что нам до дореволюционных запретов? На это у экспертов свой ответ.
— Советская цензура действительно многое унаследовала от цензуры царской,— считает Александр Голубев, руководитель Центра по изучению отечественной культуры Института российской истории РАН.— Например, чиновники, занимавшиеся перлюстрацией переписки при царе, оказались востребованы и после революции. Более того, если посмотреть на общие принципы цензуры в Российской империи и в советское время, окажется, что они поразительно схожи (единственное, что было исключено после революции,— критика православия): тут и запрет на высказывания о действиях высшей власти, и запрет на оскорбление общественной нравственности, и, разумеется, охрана государственных тайн. В чем-то советская цензура даже стала более строгой, я бы сказал, всеобъемлющей. Например, при царе предварительную цензуру отменили еще в 1860-х, а в советское время вернули снова. Или вот занятный пример: в начале XX века в России разрешили издать «Капитал» Маркса, потому что сочли его слишком сложной и скучной книгой: мол, никто не прочтет. Представить себе такую мотивировку в Советском Союзе просто невозможно.
Как отмечает эксперт, ссылаясь на авторитетную американскую исследовательницу Марианну Тэкс Чолдин, в советские времена появилась так называемая «всецензура». На первом уровне это была самоцензура: люди знали, что не надо писать, на втором — цензура редакторов, следивших за любыми сомнительными высказываниями. Наконец, третий уровень — уже Главлит, а также партийные органы и «органы компетентные».
— Доходило до смешного,— вспоминает Голубев.— Издавался поэтический сборник, и в стихотворении, посвященном кавалерист-девице, герою Отечественной войны 1812 года Надежде Дуровой, была такая строка: «Ах, как близок 12‑й год». Так вот редактор на полях написал: «При чем здесь 1912 год — год революционного подъема и Ленского расстрела?»
Насколько русская цензура отличалась от цензуры в других странах? Тут исследователи единодушны: принципы были одни и те же, а иностранные «цензоры» могли быть даже посуровее отечественных. Ну а что же сейчас? Похоже, само это слово, «цензура», не забыто, о ней вспоминают то в связи с нападками на «Матильду» Алексея Учителя, то благодаря высказываниям Константина Райкина, сетующего на попытки цензуры в искусстве. Еще один повод для обсуждений — цензура на Западе, в частности цензура политкорректности… Это все та же цензура? Или сегодня много разных маленьких цензур? Здесь единого мнения у экспертов нет.