«Одиночка»: роман о матери, у которой родился ребенок с особенностями развития
В издательстве «Альпина. Проза» выходит книга «Одиночка» Маргариты Ронжиной. Поняв, что с ее сыном что-то не так, главная героиня пытается принять его и свое одиночество. Редакция Forbes Woman публикует отрывок
Она стояла у кромки берега.
Маленькая темная фигурка, упрямая, несгибаемая, будто высеченная из камня. И море. И умиротворение. Уморетворение. И монах.
На берег он пришел один или берег пришел к нему, кто скажет — он пришел послушать море, он пришел послушать сердце, он пришел послушать себя. Могло показаться, что он один-одинок, но нет, вокруг были и пенистые волны, и многоцветное небо, и звонкая пустота мысли, которой, очевидно, он так жаждал. Тихо, как же там тихо, знакомо, как это знакомо: тянущее, гнетущее свое, мое такое страшное и родное одиночество.
Папа прислал деньги. Он должен был приехать, после трехчасового видеоразговора о подробностях болезни, стал настойчиво внимательным через месяц, два или шесть — как получится с делами, но должен был. Это грело.
Теперь денег было достаточно, чтобы первое время не переживать о лекарствах и еде — о, конечно же, кофе не вине, нет, нет, не вине. Можно было спокойно — без шевелящейся внутри тревожности — заниматься оформлением инвалидности, изредка скролить интернет, думать о работе. Конечно же, пытаться этим всем заменить нарастающее горе, настоящее страдание — приступы, которые день за днем становились если не хуже, то и не лучше. Они вернулись, вернулись, но все, что она могла пока сделать, — это ждать приема у трех лучших специалистов. И думать о другом. Учиться думать о другом.
Саша отчетливо понимала — и уже одно это понимание радовало, ведь, значит она оживает, оживает может рассуждать здраво! — что папина помощь — медвежья. Папа — молодец, но это у нее — а не у него — непростой ребенок, это она за ребенка, мальчика ответственна. Она.
Но хотя бы что-то уже начать делать. Учиться. Надо было учиться. Но чему чему чему.
Она лишь вздыхала. Пока ей нужно было научиться не скатываться в панику, собрать больничные бумажки, а потом вовремя донести их до нужного человека, не забыть печати, подписи и немного зашифрованных врачебных посланий — заключений, как называли это все на свете хирурги, окулисты, неврологи, отоларингологи, логопеды и ортопеды.
— Куриной лапой пишут, — сказала бы праба. В детстве Саше, только услышавшей это выражение, казалось, что кто-то ловит курицу, берет ее лапу, вкладывает туда ручку или карандаш, ну, так и пишет. Никакого противоречия не возникало, мало ли что придумают эти взрослые. Но однажды мысль пошла дальше — а что, если эта лапка была птицы не живой, что, если она держалась отдельно, принадлежала существу уже — совершенно и бесповоротно — мертвому?