«Слишком мало обращают внимания на смерть форм искусства»
5 декабря 1984 года умер, прожив почти 92 года, Виктор Шкловский, российский литературовед, критик, писатель и сценарист. Он известен в первую очередь как один из основателей «Общества изучения поэтического языка» (ОПОЯЗ) и формальной школы в литературоведении, усилиями которого, как писал Лев Троцкий, «теория искусства, а отчасти и само искусство из состояния алхимии переведены наконец на положение химии». «Ъ-Наука» публикует подборку цитат из работ Шкловского 1910–1920-х годов, в которых он заложил основу русского формализма (одновременно участвуя в Первой мировой войне, затем — в Февральской революции, а после — спасаясь от преследования ЧК).
Об основе слов
«Древнейшим поэтическим творчеством человека было творчество слов. Сейчас слова мертвы, и язык подобен кладбищу, но только что рожденное слово было живо, образно. Всякое слово в основе — троп. Например, месяц: первоначальное значение этого слова — "меритель"; горе и печаль — это то, что жжет и палит; слово "enfant" (так же, как и древнерусское — "отрок") в подстрочном переводе значит "неговорящий". Таких примеров можно привести столько же, сколько слов в языке. И часто, когда добираешься до теперь уже потерянного, стертого образа, положенного некогда в основу слова, то поражаешься красотой его — красотой, которая была и которой уже нет».
Об истоках поэтичности славянского языка
«Мы знаем, что часты случаи восприятия как чего-то поэтического, созданного для художественного любования, таких выражений, которые были созданы без расчета на такое восприятие; таково, например, мнение Анненского об особой поэтичности славянского языка, таково, например, и восхищение Андрея Белого приемом русских поэтов XVIII века помещать прилагательные после существительных. Белый восхищается этим как чем-то художественным, или, точнее,— считая это художеством — намеренным, на самом деле это общая особенность данного языка (влияние церковнославянского)».
О смерти форм искусства
«Слишком мало обращают внимания на смерть форм искусства, слишком легкомысленно противопоставляют новому старое, не думая о том, живо оно или уже исчезло, как исчезает шум моря для тех, кто живет у берегов, как исчез для нас тысячеголосый рев города, как исчезает из нашего сознания все привычное, слишком знакомое».
О судьбе старых произведений
«Судьба произведений старых художников слова такова же, как и судьба самого слова. Они совершают путь от поэзии к прозе. Их перестают видеть и начинают узнавать. Стеклянной броней привычности покрылись для нас произведения классиков,— мы слишком хорошо помним их, мы слышали их с детства, читали их в книгах, бросали отрывки из них в беглом разговоре, и теперь у нас мозоли на душе — мы их уже не переживаем. Я говорю о массах. Многим кажется, что они переживают старое искусство. Но как легки здесь ошибки!»
О кошмарных вещах в архитектуре
«Выйдите на улицу, посмотрите на дома: как применены в них формы старого искусства? Вы увидите прямо кошмарные вещи. Например (дом на Невском против Конюшенной, постройки арх. Лялевича), на столбах лежат полуциркульные арки, а между пятами их введены перемычки, рустованные как плоские арки. Вся эта система имеет распор на стороны, с боков же никаких опор нет; таким образом, получается полное впечатление, что дом рассыпается и падает. Эта архитектурная нелепость (не замечаемая широкой публикой и критикой) не может быть в данном случае (таких случаев очень много) объяснена невежеством или бесталанностью архитектора. Очевидно, дело в том, что форма и смысл арки (как и форма колонны, что тоже можно доказать) не переживается, и она применяется поэтому так же нелепо, как нелепо применение эпитета "сальная" к восковой свече».
О рыночном искусстве
«Широкие массы довольствуются рыночным искусством, но рыночное искусство показывает смерть искусства. Когда-то говорили друг другу при встрече: "здравствуй" — теперь умерло слово — и мы говорим друг другу "асте". Ножки наших стульев, рисунок материй, орнамент домов, картины "Петербургского общества художников", скульптуры Гинцбурга — все это говорит нам — "асте". Там орнамент не сделан, он "рассказан", рассчитан на то, что его не увидят, а узнают и скажут — "это то самое".
Века расцвета искусства не знали, что значит "базарная мебель". В Ассирии — шест солдатской палатки, в Греции — статуя Гекубы, охранительницы помойной ямы, в средние века — орнаменты, посаженные так высоко, что их и не видно хорошенько, — все это было сделано, все было рассчитано на любовное рассматривание. В эпохи, когда формы искусства были живы, никто бы не внес базарной мерзости в дом».
О торможении в русском литературном языке
«Сейчас происходит еще более характерное явление. Русский литературный язык, по происхождению своему для России чужеродный, настолько проник в толщу народа, что уравнял с собой многое в народных говорах, зато литература начала проявлять любовь к диалектам (Ремизов, Клюев, Есенин и другие, столь же неравные по талантам и столь же близкие по языку, умышленно провинциальному) и варваризмам (возможность появления школы Северянина). От литературного языка к литературному же "лесковскому" говору переходит сейчас и Максим Горький.