Мещанское счастье певца революции. Как Маяковский предал себя
В Центре «Зотов» с 9 августа до 20 октября продлится выставка «Мем. Маяковский медиа», посвященная «Окнам сатиры РОСТА» — агитационным плакатам, которые Маяковский рисовал для советской власти. О том, как поэт-богоборец превратился в пиар-менеджера Моссельпрома и Резинотреста, пытаясь угодить Лиле Брик, зачем Ахматова желала ему смерти в 1917-м, почему он стал советским буржуа, а не вторым Лермонтовым, и как изменил себе со вставной челюстью и автомобилем «Рено» — в материале «Сноба».
Всемирно известный певец революции начинал взрослую жизнь и литературную карьеру в абсолютной нищете. Дело было настолько плохо, что уже в 20 лет у него отсутствовала половина зубов, а оставшиеся были в таком запущенном состоянии, что вылечить их просто не представлялось возможным (впрочем, денег на стоматолога у него и не было). Сам Маяковский от этого не очень страдал — напротив, он даже использовал это в своем имидже уличного бунтаря-нигилиста, художественно обыгрывал. Любовница поэта Софья Шамардина вспоминала: «Мне не мешали в его облике гнилые зубы. Наоборот, казалось, что это особенно подчеркивает его внутренний образ, его “свою” красоту… Красивый был. Иногда спрашивал: “Красивый я, правда?” Однажды сказал, что вот зубы гнилые — надо вставить, я запротестовала: не надо! И когда позднее, уже в 1915 или 1916 году, я встретила его с ровными белыми зубами, — мне стало жалко…»
Вставная челюсть — заслуга Лили Брик. Именно она, познакомившись с поэтом в июле 1915-го, настояла на его преображении из эффектного дикаря-полубандита в элегантного короткостриженого денди. Осип и Лиля взяли Маяковского на поруки и обеспечивали его всем необходимым. Это была неплохая ставка на будущее. Конечно, Брики действовали бескорыстно, но спустя время их забота окупилась вдесятеро. Отгремела революция, Маяковский стал популярен, у него появились сумасшедшие деньги…
Вставные зубы стали первым «отступлением» Маяковского от самого себя, первым шагом к тому, чтобы «обуржуазиться». Новый имидж, новые возможности, новый образ мысли — и вот перед нами уже совсем другой человек. Владимир Владимирович с катастрофической скоростью отдалялся от «чистой лирики», высокого бунта и запредельной чувственной искренности. Его поэтическая интонация стала назидательной, все чаще в ней проскальзывали нотки почти старческого брюзжания.
Его личная жизнь с Лилей превратилась в замкнутый круг обязательств (с его стороны) и хронической неудовлетворенности. Ослепительно одаренный юноша, некогда бросавший вызов мирозданию и Богу, стал заложником совсем другой позы — грузного охранителя общественного строя, стражника и пиар-менеджера достижений социализма.
Скорее всего, он не попал бы в эту ловушку, если бы Лиля действительно заботилась о нем. Маяковский не мог не понимать обреченность своего положения, но продолжал идти на компромиссы с собой и жертвовать поэзией внутри себя — ради денег, ради внимания Лили… Он добровольно закрепостил себя в положении обслуги капризной женщины и советской власти. Капризная женщина между тем регулярно поручала ему, когда он уезжал в очередное турне: «Привези мне рейтузы розовые 3 пары, рейтузы черные 3 пары, чулки дорогие, иначе быстро порвутся... Духи Rue de la Paix, пудра Hubigant и вообще много разных. Бусы, если еще в моде, зеленые. Платье пестрое, красивое, из крепжоржета, и еще одно, можно с большим вырезом для встречи Нового Года».
Подобными вещами просьбы Лили не ограничивались, тем более что Маяковский всегда услужливо выполнял такие мелкие поручения. С годами Лиля стала превращаться из советской мещанки, ведущей богемный образ жизни, в настоящую барыню. Ей стало хотеться не просто комфорта, а именно роскоши. Апофеозом этого ее желания стала просьба купить ей где-нибудь в Европе или Америке целый автомобиль (стоит понимать, что в 1920-х собственное авто в Стране Советов могли позволить себе единицы, и Маяковский стал как раз одним из первых). В одном из писем она