«Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени»
В период с 1630-х гг. до кануна Великой французской революции в конце XVIII столетия философы Нового времени, во многом опираясь на наследие Галилео Галилея, занимались наукой, исследовали религиозные потрясения и отвергали традиционные учения и воззрения. О ключевых фигурах и главных идеях этого времени рассказывается в книге Энтони Готлиба «Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени», переведенной на русский язык Тимофеем Раковым и Розой Пискотиной. N + 1 предлагает своим читателям ознакомиться с отрывком, посвященным философской системе Готфрида Вильгельма Лейбница — монадологии.
Наилучший из возможных компромиссов
Система Лейбница поразительно своеобразна даже для метафизической теории, то есть для описания реальности, предположительно лежащей в основе повседневного опыта и научных открытий. Кант назвал его систему «каким-то волшебным миром». Гегель описывал ее как «метафизический роман». Для Рассела это была своего рода «сказка». Я кратко опишу ту версию этого романа, которую Лейбниц излагал, когда ему было около 50.
Каждый из основных элементов реальности, которые Лейбниц назвал «монадами» — от греческого слова «единица», — это «свой собственный мир, не имеющий никаких связей и зависящий только от Бога». Эти «истинные атомы природы» самодостаточны и не могут влиять друг на друга: они «вовсе не имеют окон, через которые что-либо могло бы войти туда или оттуда выйти». Их судьбы разворачиваются независимо, каждая по собственному сценарию. Таким образом, в их случае, как гласит популярное буддистское изречение, все перемены идут изнутри.
Когда Лейбниц называл свои монады «атомами», он не имел в виду, что они являются мельчайшими единицами материи. В действительности сами по себе они вообще нематериальны, хотя каждая созданная монада так или иначе объединена с частичкой материи. Он использовал термин «атом» в греческой его разновидности, означающей «нераздельный» или «неделимый». А поскольку, по его мнению, материя делима бесконечно, поэтому нет такой вещи, как мельчайшая часть. Таким образом, любые настоящие «атомные» единицы должны быть нематериальными. По словам Лейбница, такие последние кирпичики все же должны существовать. Кажется, он чувствовал, что без некой неделимой и, следовательно, не имеющей частей основы не было бы и Вселенной.
Поскольку монады не имеют частей, Лейбниц утверждал, что они не могут ни распадаться, ни увеличиваться. Каждая монада, кроме одной, возникла в момент сотворения мира и исчезнет только с концом мироздания. Исключением является Бог — самая могущественная монада, пусть и отличная от всех остальных в некоторых отношениях. Бог Лейбница обладает всеми обычными атрибутами божества монотеиста: Он вечный, совершенный, всезнающий, всесильный и милосердный творец всего и никогда не объединяется с чем-либо столь непритязательным, как материя.
Монады соподчинены «предустановленной гармонией», которая была организована Богом при создании каждой монады и внедрении в них зачатков всей будущей деятельности. Лейбниц сравнивал это с такой картиной:
Несколько разных групп музыкантов или хоров, играющих свои партии по отдельности и размещенных таким образом, что они не видят и даже не слышат друг друга; хотя они тем не менее могут пребывать в полном согласии, следя каждый за собственными нотами, так что кто-либо, услышав их вместе, найдет изумительную гармонию.
Это напоминает аналогию с двумя синхронизированными, но несвязанными часами, которую некоторые философы предыдущего поколения использовали для описания связи между разумом и телом. Когда одни часы показывают 12, другие бьют полдень, и, когда я захочу поднять руку, она поднимется, — но ни в одном случае, согласно этой теории, одно событие не вызывает другое. Лейбниц использовал эту идею двух часов для объяснения взаимосвязи ума и тела, а также для объяснения гармоничного поведения монад.