Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Тайна завещания Леонида Быкова
Леонид Быков — несомненный кумир зрителей. При всенародной любви к Быкову о его жизни известно совсем немного. Он никогда не давал интервью, не писал мемуаров... Может, поэтому вокруг имени Быкова зарождались какие-то удивительные легенды. К счастью, есть свидетельства людей, которые в тот или иной период жизни Быкова были рядом и знают правду. Эти люди были кропотливо опрошены землячкой актера киноведом Ларисой Брюховецкой, отрывки из рукописи которой мы публикуем. А с писателем Глебом Скороходовым их столкнула судьба на творческих киновечерах. Между ними сложилось теплое общение. С разрешения хранительницы творческого наследия писателя — его сестры Инги Сидоровой — мы публикуем эти воспоминания.
«Родина Быкова — село Знаменка, но когда Лене было всего полтора года, родители перевезли его в городок Краматорск, где он и пошел в школу, — рассказывает друг детства Быкова Вадим Чебанов. — Среда, в которой Леня родился и вырос, — рабочая. Отец был металлургом, мать вела домашнее хозяйство и воспитывала детей, которых было двое — Луиза и Леонид. Во время войны их всех эвакуировали в Барнаул. Приют им, бездомным, дала семья Алябьевых. Делились друг с другом всем, чем могли, — но все равно жили впроголодь. «Как услышу слово Барнаул, сразу хочется есть и рука сама собой тянется к хлебу», — рассказал Леонид Федорович жителям этого города, когда приехал туда через много лет на кинофестиваль. Тогда Быков первым делом отправился на окраину Барнаула — разыскивать Алябьевых, которые, как он считал, их просто спасли. Оказалось, старшего поколения уже нет в живых, но Леня нашел Колю — когда-то мальчиком тот делил с ним свою кровать. Быкову хотелось отблагодарить этого человека. Но денег бы тот никогда не взял. И тогда Леня придумал дать фамилию Алябьев одному из летчиков в своем великом фильме «В бой идут одни «старики».
«В летное училище Леня хотел поступать еще в эвакуации, после шестого класса. Он планировал приписать себе в документах пару лет, — вспоминает сестра Быкова Луиза. — Отец почти сдался на его уговоры, но мать была категорически против: она просто не выпустила сына из дома... Но война шла к концу, после освобождения Донбасса мы вернулись в Краматорск. И через год, в 1944-м, преодолев мамино сопротивление, 15-летний Леня отправился в Кривой Рог, где тоже было летное училище. До нужного возраста он по-прежнему недотягивал, поэтому прибавил себе два года. Поступить поступил, но его хитрость раскрылась, и буквально через месяц брата отчислили... Со страшными рыданиями Леня вернулся домой. Потом у него возникла новая идея — поступить в театральный. Помню, мамины сестры собирали Леню: справили ему шикарный черный костюм, хромовые сапоги — чтобы все было, как у нас говорят, «у лучшим виде». Ведь в Киев едет! Леня так захватил всех нас своей мечтой, что никто даже не подумал, что его, школьника, могут не принять. Но в приемной комиссии ему сказали: «Окончите сначала школу». С транспортом в те годы было тяжело, обратного билета Леня не достал и ехал домой на крыше железнодорожного вагона. Там он привлек внимание хулиганов, и они попытались снять с Лени хромовые сапоги и костюм. Но он не дался и вернулся домой хоть и слегка поцарапанным, но героем... И мечты своей, несмотря на пережитое разочарование, не оставил. В школу Леня возвращаться не стал и по настоянию отца поступил в машиностроительный техникум. Но о машиностроении и не думал. За неимением возможности выходить на профессиональную сцену он устроил театр у нас дома. Вся наша семья занималась пошивом костюмов, реквизитом, мы также продавали билеты, чтобы на собранные несколько рублей угостить зрителей печеньем и лимонадом. На дверях квартиры, где мы жили, вывешивалась написанная цветными карандашами «афиша». Приходили дети, давали пятаки, а мы им вручали билеты... В 1947 году, окончив техникум, Леня опять собрал вещи и поехал поступать, на этот раз в Харьков. И его наконец приняли. Больше он домой не вернулся».
«Я помню, как мы с Леней поступали, — рассказывает актриса Светлана Чибисова. — В тот год был очень большой конкурс. Леня привлекал внимание очень маленьким ростом и миловидностью: у него был густой чубчик и детский румянец... Губастый, носик уточкой. И вот выходит этот смешной парень в яркой клетчатой рубашке на середину аудитории и объявляет с сильнейшим акцентом: «Щикспир! Хамлет!» В комиссии прямо гомерический хохот. А Леня, конечно, выбрал монолог «Быть или не быть» и читал его абсолютно серьезно. Под конец выступления хохотали уже все — и экзаменаторы, и студенты. Леня расстроился — думал, над ним посмеялись и не примут. Но его взяли! Это же было самое запоминающееся выступление!
Леня быстро стал лидером на нашем курсе. Прекрасно танцевал, освоил фехтование и акробатику, увлекался альпинизмом, во время каникул ходил в горы, на Кавказ. Но больше всего его любили за юмор — Леня был самым остроумным на курсе. К праздникам он стал делать капустники, которые под его руководством превращались в небольшие, но мастерские спектакли. Леня для всех писал репризы: как тогда говорили, «продергивал», то есть высмеивал разные наши институтские недостатки — позволял себе издеваться даже над предметом под названием «марксизм-ленинизм», которым тогда мучили всех студентов... Постепенно на эти капустники стали приходить обычные зрители, не имевшие отношения к нашему институту. Иногда в такие дни руководству института приходилось даже вызывать конную милицию!
Со временем нас, студентов, стали привлекать к работе в театре — в качестве массовки. Помню, мы с Леней в спектакле «Шельменко-денщик» играли гостей на свадьбе. Я — девушка на выданье, Леня — мой отец. Слов у нас не было. Но Быков превратил наш выход в нечто феерическое, очень выразительно изобразив старика, который в шумной гостиной то и дело засыпал. При этом у него из рук падала палка, он просыпался, поднимал ее, потом снова засыпал... Это была очень смешная актерская зарисовка — зал хохотал. Что не понравилось исполнителям главных ролей. Был и другой «возмутительный» случай. Леня играл в спектакле «Коварство и любовь» слугу. Там у него было несколько реплик. В частности, он выходил на сцену и объявлял: «Гофмаршал фон Кальб!» После чего должен был войти гофмаршал. Но однажды тот сразу не появился — актер, игравший аристократа, запоздал. Тогда Леня, вместо того чтобы молча удалиться, демонстративно заглянул за кулисы, обернулся и доверительно обратился к залу по-украински: «Воны просылы пидождаты!..» Гомерический хохот и в зале, и на сцене! В результате ведущие актеры пошли в дирекцию с требованием: «Пусть студент Быков ведет себя на сцене скромнее!»
«О нем очень быстро заговорил весь город, — вспоминает сосед Быкова по комнате в общежитии Николай Мащенко. — Его фразочки повторяли в магазинах, в трамваях. Леня стал популярным очень рано. Редко кому удавалось сразу после окончания института получить достойную роль, и только Леню еще на пятом курсе пригласили работать в Харьковский академический театр и через какое-то время дали ему играть Павку Корчагина в «Как закалялась сталь». С такой-то внешностью! Но Леня не только не стеснялся себя, а открыто рассуждал в присутствии главного режиссера: «Скажите мне, ну почему Гамлет должен быть высоким? Почему вы взяли на эту роль Геляса (фамилия актера), почему не я?»
«А уж когда Леня начал сниматься в кино, а произошло это уже через пару лет после поступления в театр, его стали узнавать везде, — вспоминает актриса Римма Кирина. — Особенно после роли Максима Перепелицы. Помню, приезжаем мы всей труппой куда-нибудь на гастроли. Среди нас — старики, известные театральные актеры, народные артисты. На перроне их с букетами встречают «официальные лица». А тем временем толпа горожан бежит вдоль состава и кричит: «А где Быков? В каком вагоне?» Леня, конечно, стеснялся, ему неудобно было перед стариками.
Но даже недоброжелателям приходилось признавать: это заслуженная слава! Он каждый спектакль играл по-разному. Всегда импровизировал и в ситуации ориентировался молниеносно! Однажды мы были на выезде, играли в селе, в каком-то холодном полутемном помещении, люди сидели в зимних пальто и шапках. Для того чтобы осветить сцену, поставили большой софит. У нас с Быковым сцена признания в любви. А по сюжету у него в руках чемоданчик. И тут откуда ни возьмись большая лягушка прыгает на софит — видно, потянулась к теплу. Специально такого не придумаешь! Я побоялась, что сейчас народ начнет смеяться... Но Леня, не прерывая нашего диалога, садится на корточки перед лягушкой, смотрит на нее пристально, потом открывает свой чемоданчик, осторожно берет лягушку за лапку, кладет в чемодан и закрывает... Мы его потом спрашивали: «Ну зал замер — понятно. А почему лягушка-то не отскочила?» — «Так я ее в гипноз ввел!» — сказал Леня. Стали его с тех пор звать Гипнотизер. У Лени, вообще, прозвища частенько менялись: в следующем сезоне его стали звать Тарзаном. Потому что, играя одного персонажа, он бил себя в грудь, прыгал и издавал характерный крик — как Тарзан из фильма, который тогда как раз привезли в СССР. Этот почти хулиганский штришок неожиданно спас спектакль, который по каким-то соображениям несколько раз запрещали. Один критик написал в газете, что «советский актер удачно высмеивает буржуазный кинотипаж». Другие подхватили — и пошло. В результате спектакль снова разрешили — уникальный случай!
Десять лет Леня работал на нашей сцене. А когда уезжал на съемки, писал нам оттуда письма — вот до чего мы сблизились за это время. Но именно из-за съемок наши пути и разошлись: Леню далеко не каждый раз отпускали из театра на киносъемки. И, бывало, он упускал из-за этого замечательные роли. Например, в фильме «Шинель» Алексея Баталова Акакия Акакиевича в итоге сыграл другой Быков — Ролан. А Лене, видимо, эту роль очень хотелось получить, потому что вскоре после этого случая он написал заявление об уходе, уехал в Ленинград — поближе к любимому «Ленфильму». И семью туда перевез».
«С женой Быков познакомился еще во время поступления в институт, — рассказывает киновед Лариса Брюховецкая. — Она приехала из Белгорода и поступила на русское отделение Харьковского театрального института, после чего работала в Харьковском ТЮЗе, была актрисой-травести, прекрасно играла мальчиков. Первое время семья их жила очень скромно. Несмотря на то что Быков еще студентом стал работать в театре, зарплату он получал самую маленькую, она равнялась студенческой стипендии. Молодым людям негде было жить, они не могли снять комнату, а оставаться в общежитии после окончания училища выпускникам нельзя. До женитьбы Леонид Федорович ютился прямо в театре. Сначала оставался ночевать в мужской гримерке. Затем ему поставили кровать в костюмерной. К счастью, после женитьбы молодой семье предоставили квартиру в доме 12 на улице Культуры.