Художник Лариса Ломакина — о работе с Богомоловым, дедлайнах и адреналине
Репертуар театра на Бронной пополнился спектаклем «Вероника» по пьесе Виктора Розова «Вечно живые». Мы узнали у художника-постановщика Ларисы Ломакиной, что в театральных процессах ей хочется изменить и как влияет на работу единство взглядов
В театре на Бронной премьера — спектакль Константина Богомолова «Вероника», который режиссер выпускает со своим давним соратником, художником Ларисой Ломакиной. Именно это определение — соратник — и кажется ей ключевым в работе художника и режиссера. Меняться могут театры, жанры и мотивы, но умение слушать и слышать друг друга должно оставаться. Об этом, а также о том, где заканчивается дискуссия и начинается спор, почему идеи не спрашивают, когда им приходить, и как дедлайны мешают получать удовольствие от процесса, мы поговорили накануне выхода «Вероники» к своим первым зрителям.
О том, как появляется спектакль и о возможных препятствиях
Я не знаю, как начинается работа над новым спектаклем для режиссера. Мне кажется, это может быть самый разнообразный путь, а единственного для всех, напротив, нет. Точно так же и для художника-постановщика нет какого-то единственного пути, для каждого спектакля он разный. Работу художника над постановкой можно разделить на внутренние этапы. Безусловно, есть накопление какого-то материала, который кажется правильным для выбранной истории, обсуждения, поиск формы, пространства, цветового решения — все то, что даст импульс для понимания, что это правильный выбор. Иногда этот этап очень быстрый, иногда он затягивается, и задачи меняются. Мне скорее интересно, насколько он приближен к реальному процессу, то есть к репетициям.
В идеале этап придумывания я бы совместила с репетиционным этапом, потому что именно во время репетиций складывается понимание, какова природа спектакля, которым ты занимаешься, как он растет, меняется и какие приобретает формы. К сожалению, это почти невозможно для нашего нынешнего театрального ведения дел, потому что любой театр хочет сначала принять макет, проект, чертежи, запустить все в производство, и только потом режиссер начинает репетировать.
Я счастлива присутствовать на репетициях Константина Богомолова, где по-настоящему рождается спектакль. Потому что, сколько ни придумывай концепций и каких-то, казалось бы, идеально подходящих решений, это не сравнится с тем, когда рождается что-то живое. И дальше ты подгоняешь придуманную концепцию декорации к тому, что потом в дальнейшем станет по сути спектаклем. Бывают счастливые совпадения, бывают пространства возможностей. Но если говорить прямо, я бы сильно сместила этап сдачи макета спектакля к моменту, когда он приобретает направление и форму. Это как маленький зародыш, у которого уже виден скелет. Ведь без этого скелета очень сложно себе представить, как этому в будущем рожденному ребенку развиваться в том пространстве, которое, к сожалению, уже придумано и сдано еще до его рождения.
О глазах режиссера и разнице между обсуждением и спором
Сложно сказать, кто для режиссера художник. В моем представлении, это соратник, но точно не оппонент. И, конечно, глаза. Художник не занимается звуком, поэтому он не может быть ушами режиссера. Хотя иногда и это тоже было бы неплохо. Что же касается дискуссий и споров о творчестве и в творчестве, почему нет. Нужно вести их с кем угодно. Но если режиссер придерживается совершенно категорически другого мнения, переубедить его невозможно, да и не нужно. Можно просто показать свое виденье. И если режиссер или любой другой человек в состоянии увидеть и принять, разделить или даже, скорее, пойти дальше — воспринять свое мнение, чужое мнение и родить что-то третье, то это путь обсуждения, нормальный процесс работы и он, безусловно, должен быть. Люди все-таки не близнецы и не клонированные. И у всех есть какое-то свое видение жизни, обстоятельств и материала. И в обсуждениях как раз прелесть фантазии, прелесть творчества, придумывания.
