Фанни Каплан / Документ
«Сколько раз выстрелила – не помню. Из какого револьвера – не скажу»
Среди множества мифов, сочиненных большевиками о героической истории их партии, до сих пор жива легенда, связанная с покушением на вождя революции. И сегодня многие убеждены, что в Ленина стреляла эсерка Каплан.
Сравнительно недавно Генеральная прокуратура России, рассмотрев материалы уголовного дела по обвинению Фанни Каплан, установила, что следствие было проведено поверхностно, и вынесла постановление: «Возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам». Этих «обстоятельств» оказалось так много, что рассматривать их пришлось несколько лет. За это время в Генеральной прокуратуре произошел самый настоящий раскол: одни специалисты пришли к выводу, что Каплан к покушению на Ленина не причастна, или, говоря юридическим языком, «бесспорных доказательств ее вины не установлено», другие считают, что в Ленина стреляла она. Так что же произошло 30 августа 1918 года?
Версий этой истории и очевидцев так много, что очень часто они противоречат друг другу, и установить истину довольно трудно. Попытаемся если не установить истину, то хотя бы беспристрастно рассмотреть существующие версии. Опираться, естественно, будем на проверенные факты, свидетельские показания, протоколы допросов и тому подобное. Вот что сообщил по горячим следам в своих показаниях шофер Ленина Степан Гиль: «Я приехал с Лениным в 10 часов вечера на завод Михельсона. Когда Ленин уже был в помещении завода, ко мне подошли три женщины. И одна из них спросила, кто говорит на митинге. Я ответил, что не знаю.
По окончании речи Ленина, которая длилась около часа, из помещения к автомобилю бросилась толпа человек в пятьдесят. Вслед за толпой вышел Ильич, окруженный женщинами и мужчинами. Среди них была та самая блондинка, которая спрашивала, кого я привез. Она жаловалась, что отбирают муку и не дают провозить. Когда Ленин был в трех шагах от автомобиля, я увидел, что сбоку, с левой стороны от него, в расстоянии не более трех шагов, протянувшуюся из-за нескольких человек руку с браунингом, и были произведены три выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли. Стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер и скрылась в толпе».
Эти показания Гиль дал 30 августа вечером. На допрос он явился сразу после того, как доставил раненого Ленина в Кремль. Иначе говоря, с ним еще не успели «поработать», и его показания были искренними и правдивыми, но, как оказалось, не теми, которые нужны следствию. А вот 2 сентября Гиль заговорил иначе: «Стрелявшую я заметил только после первого выстрела. Она стояла у переднего левого крыла автомобиля. Тов. Ленин стоял между стрелявшей и той, в серой кофточке, которая оказалась раненой, – это та самая, которая спрашивала про муку».
Заметьте, Гиль ни слова не говорит о том, как выглядела стрелявшая женщина: молодая она или старая, блондинка или брюнетка, в пелерине она или в пальто. Но много лет спустя, когда партия захочет опубликовать воспоминания личного шофера Ленина, Гиль «вспомнит» то, чего никак не мог видеть, но что впоследствии станет официальной версией: во-первых, он во всех подробностях опишет лицо террористки, которое один к одному соответствует словесному портрету Фанни Каплан, во-вторых, отметит свое героическое поведение.
«Раздался еще один выстрел, – рассказывал Степан Гиль. – Я мгновенно застопорил мотор, выхватил из-за пояса наган и бросился к стрелявшей. Рука ее была вытянута, чтобы произвести следующий выстрел. Я направил дуло моего нагана ей в голову. Она это заметила, и ее рука дрогнула». Так-то вот! Не выхвати Гиль свой наган и не испугай террористку, не быть бы Ленину живу.
А теперь представьте все это, если так можно выразиться, в реальном измерении. Уже темновато. Сгрудившаяся толпа. Тесный пятачок, на котором Ленин беседует с Марией Поповой, интересующейся правилами провоза муки. Террористку от Ленина отделяет всего три шага – это метра полтора, не больше. Началась стрельба! Первая пуля попадает в руку Поповой. Вторая – в Ильича. Гиль держит на прицеле террористку. Ленин лежит на земле. Вот-вот грянет третий выстрел. Но Гиль, несмотря на то, что держит террористку на прицеле, огонь не открывает. Почему? А ведь хоть рука террористки и дрогнула, но выстрел она сделала.
Ответа на вопрос об этом, мягко говоря, странном поведении Гиля нет. Как нет ответа на еще более серьезный вопрос: выстрелов было три, а на месте происшествия нашли четыре гильзы. Откуда они? И еще. Несколько позже, когда сравнили пули, извлеченные из тела вождя во время операции в 1922 году и при бальзамировании его тела в 1924-м, оказалось, что пули разные. Значит, либо в Ленина стреляли двое, либо один, но из разных наганов.
Но вернемся в 1918 год… Сразу после выстрелов в вождя было опубликовано воззвание ВЦИК , подписанное Яковом Свердловым: «Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. По выходе с митинга тов. Ленин был ранен. Двое стрелявших задержаны. Их личности выясняются. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов».
Всего-то несколько строчек, а как много в них сказано. Во-первых, речь идет о двоих стрелявших. А во-вторых, и это самое главное, указан адрес организаторов покушения – и это наводит на определенные размышления. Личности задержанных еще только выясняются, следствию не известно ни их гражданство, ни принадлежность к той или иной партии, а председатель ВЦИК , по-нынешнему президент, то есть глава государства, уже назвал, говоря современным языком, заказчиков покушения.
Откуда он их знает? А он их и не знает, но ему нужно, чтобы люди думали именно так и чтобы следствие шло именно этим путем. Ближайшие события покажут, что в этом предположении нет никакой натяжки. Всплывут и еще более любопытные детали, но об этом – позже.
Одним из задержанных оказался бывший левый эсер Александр Протопопов. Сведения о нем довольно скудны, но известно, что во время выступления левых эсеров в июле 1918 года он лично разоружил самого Дзержинского. И вот что поразительно: Протопопова, который был одним из основных подозреваемых, толком почему-то не допросили, а без каких-либо расспросов по-быстрому расстреляли. Невольно возникает мысль, что чекисты выполняли чье-то указание и, чтобы не заносить в протокол то, что мог выболтать Протопопов, поставили его к стенке.
А вот второй задержанной была женщина, и задержал ее помощник комиссара 5-й Московской пехотной дивизии Батулин. В показаниях, данных опять-таки по горячим следам, он заявил: «Я находился в 10–15 шагах от Ленина в момент его выхода с митинга, а это значит, еще во дворе завода. Затем услышал три выстрела и увидел Ленина, лежащего ничком на земле. А когда от выстрелов люди стали разбегаться, я закричал: «Держи! Лови!» И тут я заметил женщину, которая вела себя странно. На мой вопрос, кто она и зачем здесь, женщина ответила: «Это сделала не я». Когда я ее задержал и когда из окружившей толпы стали раздаваться крики, что стреляла эта женщина, я спросил еще раз, она ли стреляла в Ленина. Последняя ответила, что она. Нас окружили вооруженные красногвардейцы и милиционеры, которые не дали произвести самосуда над ней и привели в военный комиссариат Замоскворецкого района».
Прошла всего неделя, и Батулин заговорил иначе: «Подойдя к автомобилю, на котором должен был уехать Ленин, я услышал три резких, сухих звука, которые принял не за револьверные выстрелы, а за обыкновенные моторные звуки. Вслед за этим я увидел Ленина, неподвижно лежавшего лицом к земле. Я понял, что на его жизнь было произведено покушение. Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: «Держите убийцу товарища Ленина!» – и с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой в одиночном порядке и группами бежали перепуганные выстрелами люди. Добежавши до так называемой Стрелки, я увидел позади себя, около дерева, женщину с портфелем и зонтиком в руках, которая своим странным видом остановила мое внимание. Она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного. Я спросил эту женщину, как она сюда попала. На эти слова она ответила: «А зачем вам это нужно?» Тогда я, обыскав ее карманы и взяв ее портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. По дороге, чуя в ней лицо, покушавшееся на товарища Ленина, я ее спросил: «Зачем вы стреляли в товарища Ленина?» На что она ответила: «А зачем вам это нужно знать?» Что меня окончательно убедило в покушении этой женщины на Ленина. После этого я еще раз спросил: «Вы стреляли в товарища Ленина?» На что она ответила утвердительно, отказавшись указать партию, по поручению которой стреляла».
Попробуем сопоставить показания Батулина, данные с разницей в одну неделю. Вопросов возникает множество. Прежде всего, не понятно, где же все-таки Батулин задержал террористку – во дворе завода или на Серпуховке? Выстрелы он слышал или «моторные звуки»? Почему он решил задержать не кого-нибудь из бегущих людей, а спокойно стоящую женщину? Что за пролетарское чутье позволило ему распознать по зонтику и портфелю «лицо, покушавшееся на товарища Ленина»? И почему, наконец, террористка, не будучи арестованной и не находясь в ЧК, запросто и без всяких церемоний признается первому встречному в покушении на Ленина? Согласитесь, что-то здесь не так, есть в этом сценарии что-то недописанное, во всяком случае, белые нитки торчат отовсюду.