Я наберу
Шамиль Идиатуллин как никто другой умеет совмещать вымысел с правдой, журналистскую точность в деталях (много лет Идиатуллин руководит региональной редакцией «Коммерсанта») свольным полетом фантазии. Роман «Город Брежнев» (за него автор в 2017 году получил премию «Большая книга») скрупулезно реконструирует атмосферу и быт позднего СССР, а основанный на татарском фольклоре хоррор «Убыр», напротив, переносит читателя в пространство жутковатой сказки. В рассказе «Я наберу» Шамиль скрещивает первое со вторым: надежная и узнаваемая реальность становится у него вместилищем для событий драматических, жутких и непостижимых.
Аня торопливо сказала:
– Мама, некогда совсем, прости, я попозже наберу.
Мама попыталась досказать адскую, как в дневном ток-шоу, историю теть Таниной родни, которая досаждает звонками всем подряд, но Аня выдохнула «Все-все», дала отбой, досадливо подумав «Перезвонит ведь», и схватила серую улюлюкающую трубку.
Звонил, к счастью, не босс, Аня, не дослушав, разорвала связь и ухнула в допиливание презентации. Все к лучшему: босс не позвонил, значит, Аня может явиться пред его мутны очи с отшлифованным брифом, без напоминания и на час раньше срока. Иногда он такое любит. Иногда кроха любви перепадает исполнителям. Иногда им от этого бывает счастье.
Счастье обошло, но радость зацепила солнечным крылом: босс не убил, не обгавкал и даже не сравнил Аню ни с каким животным, а сдержанно похвалил за оперативность и велел переделать восемь страниц. Ну как велел: чиркнул карандашом поперек, насквозь, и сказал: «Клиент идиот, конечно, но не настолько. Сделайте чуть погуще, но чтобы доступно».
И Аня двое суток, можно сказать, не размыкая ног, обеспечивала необходимое соотношение густоты с, прости-боженька-и-не-забудь-по-возможности, доступностью. Радику, естественно, доступности не обломилось – надо было держать себя в тонусе и на взводе, а недодача сразу обеспечивает и внутренний тебе, и внешний взвод – не тебе, Радик, ты уж прости и успокойся хотя бы тем, что и никому другому. Радик, естественно, успокаиваться не хотел, градус отношений и ощущений рос, Аня пылала, скрипела зубами и нашлепывала друг на друга один креатив красивше другого – залюбуисся.
Босс любоваться не стал. Бегло просмотрел, мрачно покосился на календарь и на часы, давая понять, что совсем ты, коза, руки и кадык мне цейтнотом выкрутила, иначе утаптывала бы рабочую поверхность веселым Сизифом до совершенной гладкости и прозрачности. Буркнул, ткнув в произвольно выбранный слайд: «Вот здесь по-человечески сделайте» – и нырнул в годовой отчет, давая понять, что аудиенция окончена, а свобода с чистой совестью вот они, туточки, за окошком.
Аня деловито кивнула, деловито дошагала до рабочего места, деловито выругалась, деловито сделала по-человечески, потом ввела поправку на представления босса и убрала лишнее, выдохнула с энергичным пришептыванием, испуганно огляделась и сама засмеялась собственному испугу. Всем было не до нее, все были в пене и в мыле, а Аня отстрелялась. Аня молодец, красава и Человек Заслуживший. Все на свете и сразу.
Она набрала Радика и договорилась о заметной части того, что заслужила. Не сразу, конечно: Радик ворчал и пытался надуться так, что в динамик не пролазил, но Аня ведь умелая, она с презентацией справилась, в дедлайн уложилась, от дедушки, бабушки, зайца, волка и босса, все в одном недовольном рыле, убереглась, а ужо ты, роднуля Радик, от меня не убережешься, все равно будешь мой и все будешь готовить, делать и думать по-моему, встречаемся в семь.
Аня дала отбой и довольно пощурилась в окошко. Окошко было еще не вымытым, пыльные узоры красовались на солнце, но не затмевали ни солнца, ни весны, ни прочей свежей красоты за окном, сияющей и звонкой, как в детстве, когда просыпаешься оттого, что мама не разбудила, и вспоминаешь: каникулы, и все они – впереди.
Аня заулыбалась так, что под глазами стало больно, и набрала маму. Раз уж обещала. Телефон гуднул, поперхнулся и сказал, что данное направление не обслуживается. Видимо, и сам глюкнул на радостях.
Аня еще раз ткнула в слово «Мама».
Данное направление не обслуживается.
— Не понял, – сказала Аня, нахмурившись, и повторила вызов, не отрывая глаз от экрана. Номер распахнулся на весь экран, повисел, потом дернулся под «не обслуживается» и канул под заставкой с утренним Монмартром.
Аня хмыкнула и проверила номер. Номер был вроде правильным, хотя кто их помнит-то. Возможно, сеть упала или не дружит с Зотовом. Или, что вероятней, мама забыла пополнить счет. А любимой единственной дочке, понимаешь, не до того.
Аня поморщилась, зашла в интернет-банк, нашла нужный шаблон и бросила пятьсот рублей на мамин номер. Теперь можно и на домашний звонить, не опасаясь вечного «Совсем забыла, а я без связи, без еды, без воды сижу, больная-старая-беспомощная». Наедет так мама, а Аня ей в ответ: на телефон-то я немножко бросила, сколько еще перегнать? Наша сила – в предусмотрительности.
Аня набрала знакомый с младенчества номер, выслушала, что направление не обслуживается, и уверилась, что проблема в ее операторе.
Придется с городского.
Аня, поглядывая в смартфон, выткала на клавиатуре офисной трубки мобильный, потом квартирный мамы – с тем же результатом. Данное направление не обслуживается. Смартфон прошуршал текстовым уведомлением. Платеж не прошел.
– Так, – сказала Аня, не понимая, что говорить и что делать. – Так.
Она встала, села и полезла проверять, не сменился ли код Зотова.
Списки и базы в интернете были предельно идиотскими. По алфавиту Зотов не искался, по старому коду тоже.
Вот я дура, сообразила Аня. Лизку же можно спросить. И про код, и про обрывы связи с Зотовом. Аня поискала в телефоне номер Лизки, не нашла, обомлела и с трудом вспомнила, что снесла ее из всех контактов и мессенджеров после последней дурацкой беседы. А в собственной памяти чужой номер хранить – не бывает в нашем веке такого.