«Чёрные пятна стушёвываются…»
Захватив власть, большевики декларировали создание общества равенства и справедливости. Политическую и моральную трансформацию, происходившую в умах вчерашних борцов с самодержавием, можно проследить на примере отношения к перлюстрации — тайному контролю за перепиской граждан.
В 1917 году глава большевистской партии Владимир Ленин был убеждён, что гражданская война станет кратковременным, хоть и необходимым, эпизодом, ибо сопротивление свергнутых классов будет сломлено крайне быстро. В книге «Государство и революция» он писал о необходимости «организованного насилия» для «подавления сопротивления эксплуататоров» и одновременно о том, что поскольку «большинство народа само подавляет своих угнетателей», то «особой силы для подавления уже не нужно».
Реальное положение дел вскоре после Октябрьского вооружённого восстания оказалось иным. И слова Ленина, сказанные 4 ноября 1917 года («террор, какой применяли французские революционеры, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять»), довольно быстро сменились призывами: «сопротивляющихся — расстреливать».
Борцы с самодержавием только что выступали под лозунгами «свободы и самоуправления трудящихся», грезили идеалами «государства-коммуны» на принципах ликвидации полиции как постоянной и профессиональной организации. Возмущались политическим сыском с применением секретных сотрудников (сексотов), филёров (агентов наружного наблюдения), перлюстрации. Теперь же вчерашние ниспровергатели стали «государственниками», полными решимости не выпустить из своих рук штурвал управления и убеждёнными в своей способности привести страну и весь мир к грядущему счастью. Действительность с массами недовольных обывателей, крестьян, возмущённых продотрядами, рабочих, склоняющихся во многих случаях на сторону эсеров и меньшевиков, критикующей интеллигенцией и многими другими сторонами бытия мешала воплощению прекрасных идеалов. Всё это способствовало тому, что они не только в кратчайший срок овладевали приёмами политического сыска своих вчерашних недругов, но и придали этому явлению невиданный масштаб и размах. Об этом свидетельствуют документы, хранящиеся в Российском государственном архиве социально-политической истории.
Моральные препятствия были преодолены достаточно быстро. Одним из традиционных источников политического контроля стала перлюстрация. В первые месяцы после 25 октября 1917 года чиновники, занимавшиеся при старом режиме чтением почтово-телеграфной корреспонденции на основе Закона о военной цензуре, волновались за своё будущее, не зная отношения к своим занятиям новых правителей.
Служба перлюстрации была ликвидирована решениями Временного правительства. Постановление «О неприкосновенности личности и жилища и ограждении тайны почтовой корреспонденции» указывало, что «в местностях, объявленных на военном положении, действие сего закона применяется лишь в тех пределах, в коих постановления эти не противоречат закону о военном положении и правилам о военной цензуре».
4 апреля 1918 года был принят декрет Совнаркома «О тайне почтовой переписки», подписанный Лениным и представителями наркоматов финансов, внутренних дел и юстиции Дмитрием Боголеповым, Мартином Лацисом и Мечиславом Козловским. В нём, в частности, заявлялось: «Уполномоченным каких бы то ни было организаций, учреждений и должностных лиц, не исключая и советских, воспрещается конфискация, реквизиция и вообще задержание... почтовой и телеграфной корреспонденции вообще, без согласия Народного комиссариата почт и телеграфов или определённого в каждом частном случае постановления судебной или следственной власти». Об этомговорил и циркуляр Наркомпочтеля от 28 мая 1918 года: «Следственная чрезвычайная комиссия, следственная комиссия Революционных трибуналов и народных окружных судов имеют право осмотра, выемки почтово-телеграфной корреспонденции при точном соблюдении ст. 368 первая Устава уголовного судопроизводства».