Заповедник
Всего полвека назад еще были живы узкоколейки — дороги жизни, единственный путь сообщения между небольшими городками и отдаленными деревнями. Их прокладывали там, где «обычные» поезда пустить невозможно. Михаил Кончиц, руководитель проекта «Заповедные железные дороги», рассказывает, зачем путешествовать по узкоколейкам
С каждым годом сборщики металлолома уменьшают количество «малых» железных дорог. Возможностей увидеть старинные вокзалы, построенные по высшим архитектурным стандартам, с деревянными перонами, будками со стрелочниками и семафорами, с удивительными городками, разбросанными на пути, становится все меньше.
Куда и как нужно отправиться в путешествие, чтобы не разорвать невидимые нити, связывающие нас со своей идентичностью? И где отыскать русский код жителю мегаполиса, образ жизни в котором становится все более космополитичным? И какие отличия в кодексе, скажем, Тверской области и Урала? А между Верхней Тоймой и Приоскольем? На эти вопросы я стараюсь ответить, когда придумываю маршруты для проекта «Заповедные железные дороги».
Почему железные дороги? С дорогой все ясно — это бессмертный образ, один из столпов, на котором держится Россия (хотя и хлипковатый, но другого нет). А железная дорога в отличие от автомобильной куда деликатнее проходит по территории, особенно если это второстепенная линия. Железная дорога чем‑то похожа на религию: несмотря на всю свою архаику, она проходит через годы и невзгоды, и образ поезда, приходящего по расписанию к полустанку, — это для меня мистический символ непрекращающегося бытия и постоянства.
Вдоль железных дорог соxранился уникальный культурный код, источник впечатлений и опыта в ходе путешествия по стране. Это не значит, что наши туры проходят исключительно на поездах, скорее наоборот. Но путешествие по аутентичной линии в неведомой глухомани, пусть даже на час или два, способно погрузить людей в совершенно иную реальность.
Только представьте себе картину: маленькая узкоколейная железная дорога (в два раза уже обычной), вечереет. Тепловоз выкатывает вагончик к деревянной платформе. Внутри станции лавки, стоит печка, в которой потрескивают дрова. Запах домашнего уюта, запах теплого дерева. Состав трогается, и по лесу разносится гулкий перестук колес. В кабине горит слабый свет, а в вагончике только отблески пламени из печки освещают силуэты пассажиров. Все это: звуки, запахи, общение — сливается в одно ощущение движения вне пространства и времени. А в конце ты приезжаешь в небольшую деревню с накрытым столом, баней и бес‑ конечным уютным теплом. Это лишь одна из вариаций возможных впечатлений.
Помимо собственно железнодорожно-пасторальных ощущений я стараюсь передать туристам и то, что составляет историческую фабулу места, в контексте которого находится заветная железная дорога. Например, мы идем на местную фабрику валенок или завод тепло‑ возов. Как насчет локальной кухни? Кажется, что та‑ кого понятия в России вообще нет: везде одни и те же борщи да котлеты. Но нет: здесь делали знаменитые пряники (лучше тульских!), а соседи пекли изумительные брусничные пироги. А в этом городке когда‑то поселились чудаковатые немцы и стали варить свое баварское пиво на русский лад. Или вдруг в уездном захолустье оказывается действующим народный театр, который был основан сапожниками с малярами 150 лет назад. А жителей другого городка высмеивал Салтыков-Щедрин за сохранение провинциальных повадок в поездке в Париже.