Елена Чижова: «Повелитель вещей». Отрывок из нового романа
Санкт‑Петербург, март 201... года. Анна, бывшая школьная учительница, живет вместе с матерью, владелицей богатой коллекции антиквариата, и сыном, начинающим гейм‑дизайнером, создающим Великую Игру. Они надеются, что скоро их жизнь изменится, и это действительно происходит. Однако что стало тому причиной? «Сноб» публикует отрывок из романа, вышедшего в «Редакции Елены Шубиной».
Когда какая-нибудь очередная училка (и откуда они, эти унылые тетки, только берутся!) заводила заезженную пластинку про долг перед Родиной — дескать, Родина о вас заботится, воспитывает, учит, дает бесплатное образование, — он долго, класса до пятого, недоумевал: о чем она балаболит? И кому это — вам? Лично он никакой этой вашей Родине ничем не обязан. Если кто его и воспитывал — бабка, а не эта хваленая Родина-мать.
Встреча с нею — жалкой, поверженной, сокрушенной, предлагающей на продажу осколки и остатки своего былого великолепия, став для него сокровенным переживанием, случилась в один из воскресных дней, когда мать, по заведенному бабкой обыкновению, повела его гулять. Но вместо обычной прогулки по ближайшим к дому окрестностям они, обогнув парк Победы, направились в эскака; загадочное слово, которое ему ни о чем не говорило, обернулось чем-то похожим на отдельный (сам по себе) огромный, шумный город, чьи жители заняты торговлей: одни — покупатели, другие — продавцы.
В тот день на улице стояла весна; остатки зимы ежились темно-серыми пятнами на светлом, прямо на глазах подсыхающем асфальте. Мать их не замечала: ступала как придется. Ему же эти серые, словно набухшие влагой пятна представлялись дивно заманчивыми, и, отставая от матери на полшага (на длину ее руки — мать держала его за руку), он выписывал замысловатую кривую — с непременным заступом на каждое проступающее на асфальте пятно.
За отклонением от прямой траектории всякий раз следовал короткий рывок — мать дергала его, словно возвращала на путь истинный, и он (в прямом смысле) разрывался между этими двумя путями: материнским и своим. В отличие от него мать шагала прямо, устремившись к важному для нее событию, которое до этого дня откладывала. (Через много лет, вспоминая тот день, он, как ни старался, не мог вспомнить, к чему она так стремилась: хотела купить себе что-нибудь из одежды? Может быть, даже и купила — юбку или кофту... Но на жестком диске его памяти ничего похожего не осталось: открывая это файл специальной, одному ему известной комбинацией клавиш, он не находил ни лица, ни голоса — только зеленый китайский пуховик и вязаную шапку, бесформенную, будто навсегда прилипшую к материной голове.)
На подходе к СКК («Эс-ка-ка? Это, сыночка, такой спортивно-концертный комплекс. Для концертов и разных спортивных соревнований. Раньше здесь соревновались спортсмены и выступали популярные певцы», — мать, в отличие от бабки, отвечала на его вопросы по-учительски подробно, даже с избытком; но понятнее не становилось) его внимательный, рыскающий глаз обнаружил странных людей: по большей части стариков и старух, выстроившихся в закругленную линию вдоль фасада. Перед каждым на расстеленных на асфальте клеенках были разложены такие же странные вещи, манящие своей оторванностью от текущей мимо жизни. Не в силах воспротивиться их беззвучному неотчетливому зову, он встал поперек дороги и уперся как осел.