«Пьеса Толстого спустя три четверти века все еще опасна»: как меняется театр сегодня
Программный директор театрального фестиваля «Толстой», театральный критик Павел Руднев рассказал Forbes Life, как в разные времена цензурировали Чехова и Толстого, как современные режиссеры работают с классическим материалом и зачем Софья Толстая каждый день подробно записывала, что ели в Ясной Поляне
Павел Руднев — один из самых известных исследователей театра в России. Он преподавал в ГИТИСе и РГГУ, читал курс о театре для онлайн-платформы «Постнаука», а в 2018 году выпустил книгу об отечественных драматургах — «Драма памяти. Очерки истории российской драматургии от Розова до наших дней», в которой подробно рассказал о людях, сформировавших современный российский театр, — от Виктора Розова до Елены Греминой и Михаила Угарова. В разные годы Руднев был экспертом премии «Золотая маска» и состоял в жюри престижных драматургических конкурсов вроде «Евразии» и «Любимовки», а с 2004 по 2011 год занимал пост арт-директора Центра им. Вс. Мейерхольда.
В 2018 году Руднев стал программным директором театрального фестиваля в Ясной Поляне. В этом году фестиваль прошел в шестой раз — в числе прочего зрителям показали спектакль театра им. Вахтангова «Война и мир» в антураже усадьбы Толстых.
— В начале июля театральный фестиваль в усадьбе Ясная Поляна прошел в шестой раз. Появился детский театр, музыкальная программа. Фестиваль расширяется?
— Театр для детей был и прежде, но в мизерных количествах, как приложение к основной программе. А ввиду того, что в этом году 170 лет публикации повести «Детство» и 160 лет венчания Льва Николаевича и Софьи Андреевны, тема детства стала центральной, и количество детских спектаклей значительно увеличилось. Движение в сторону детей, подростков, в сторону детства, темы радостей и травм, для Толстого важных в одинаковой мере, отличает фестиваль этого года.
Нам всякий раз приходится заново придумывать, куда повернуть: в ойкумене под названием Толстой — бесконечное количество тем. Были даже мысли о том, как уйти от фигуры Толстого, растворившись в его времени. В этом году впервые благодаря Кате Толстой появилась музыкальная программа. Композитор Виктор Осадчев побывал в усадьбе и создал несколько произведений, посвященных Ясной Поляне. Из давно задуманного, но пока не реализованного: никак не удается уделить внимание искусству художественного чтения.
— Центральная тема «Детства» — сиротство. Состояние, эмоционально резонирующее с сегодняшними настроениями. Насколько, на ваш взгляд, театр способен помочь пережить, излечить?
— Сиротство — безусловно ведущая тема русской литературы. Тут можно привести бесчисленное количество примеров. Так пьесы Александра Володина называли сиротскими, подразумевая, что его тексты, как и вся оттепель, мелодраматическая, слезливая, лечившая, оплакивавшая человека, вернувшегося с войны. Это была центральная тема оттепели, и она совпадала с характером ее драматургов. Александр Володин потерял родителей в гражданскую войну. Александр Вампилов потерял отца и деда в эпоху репрессий. Тема старшего сына — одна из центральных в советской культуре. «Старший сын», Блудный сын с его религиозными коннотациями тянет за собой тему Блудного отца. Зигмунд Фрейд в своей статье «Достоевский и отцеубийство» сравнивал сюжет «Братьев Карамазовых» с «Гамлетом» и «Царем Эдипом». Убитый, замученный ребенок — тема и Пушкина, и Достоевского, и Платонова.
В этом смысле театр, который позволяет встать на территорию другого человека, понять, что другой — не чужой, а близкий тебе человек, хорошо оснащен технологиями лечения. Хороший спектакль остается современным очень долго. Двигаясь по времени, он вбирает время в себя. Поэтому в сегодняшнем спектакле срабатывают одни акценты, а в завтрашнем они будут совершенно другие, и люди будут смеяться и плакать в разных местах.
Когда ты смотришь через механизм театра на травму «Детства», можешь понять человека со сложностями и комплексами, возникшими оттого, что у него, например, как у Толстого, не было матери и очень рано умер отец. Так детство для него и бесконечная радость, и одновременно бесконечная травма. Один из фестивальных спектаклей, поставленныйстудентами гитисовского курса Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова, основан на тексте «Детства».
— Накладывает ли осознание того, что действие происходит в Ясной Поляне, в семейном гнезде Толстых, какие-то дополнительные обременения на спектакли?
— Конечно, сохраняется зона сакральной тишины в определенных местах усадьбы. Понятно, что никто не рвется играть на могиле Толстого. Но, слава богу, ни семья Толстых, ни музей не создают на фестивале радикальных запретов по поводу использования земли. Хотя, конечно, все пребывают в постоянном беспокойстве. Ведь фестиваль, артисты, оборудование, зрители — это травматическая антропогенная нагрузка на усадьбу, как говорят сами музейщики. За три дня фестиваля в Ясную Поляну приезжают около десяти тысяч человек.
Ставка сделана на бродильные спектакли, те, что идут в ландшафте. Мы уводим людей в другие зоны, на другие территории, показываем им неактивные части музея. Не каждый турист, например, самостоятельно дойдет до Фанфароновой горы и до мостков, до реки. А за театром люди пойдут куда угодно. Театр мотивирует осваивать новые стороны, он как музей создает новые формы экспонирования неактивной части коллекции. Театр выполняет тут сразу несколько функций.