Пожизненная жизнь
На Новозере в Вологодской области мостом соединены два острова — Сладкий и Огненный. На Огненном — тюрьма для пожизненно заключенных, на Сладком живут ветераны ФСИН, те, которые несколько десятилетий охраняли Огненный. Где жизнь слаще, выяснял «Огонек»
Распахнутые сетчатые ворота, линялый знак «проезд запрещен». Серые мостки к острову Сладкий ведут прямо по глади воды от осыпающихся стен овощехранилища. На ступеньках овощехранилища стоят двое мужчин и юноша лет 16. Все трое слегка покачиваются с похмелья и глядят в белую ватную даль, где за вековыми монастырскими стенами и двумя рядами колючей проволоки тюрьма для пожизненно осужденных. В основном там содержатся серийные убийцы. 192 человека. Над тюрьмой поднимается темная черная труба, из нее валит темный дым.
«Да не, не страшно жить-то тут,— обижается на вопрос разнорабочий Иван,— они же не туберкулезные какие. Да они там в учреждении вообще лучше, чем мы, живут! Недавно свадьба там была. В комнате для свиданий гуляли. Невеста такая,— рисует в воздухе крутобокую загогулину,— ниче. Из Ярославля. А мы тут на овощах для них работаем. Все тут для них — и картошка, и свекла, и эта… как ее… брокколя… Все из Ярославля привозят».
Мальчик-подросток жадно курит, куртка ему сильно велика, и рукава мешают затягиваться. «У них там мороженое есть»,— произносит он с фальшивым равнодушием.
Поэт и смертники
ИК № 5, Вологодский пятак — первая колония в России для пожизненно заключенных. Четыреста лет здесь был мужской Кирилло-Новоезерский монастырь, а с 1917-го тюрьма для врагов революции, в 1930-е сюда свозили политических заключенных, а с середины 1950-х здесь установили строгий режим для мужчин, осужденных первый раз за бандитизм и убийство. Когда в 1994 году был введен мораторий на смертную казнь, ее заменили на пожизненное заключение. И первых смертников, которым была дарована жизнь, тут запирали навсегда в бывших монашеских кельях. С 1997 года Вологодский пятак — тюрьма в основном для пожизненно осужденных, но есть участок строгого режима. 50 человек, получившие сроки от 5 до 15 лет, работают тут поварами, электриками и пекарями. От монастыря мало что осталось. Только неприступные стены, опоясывающие остров. Само озеро небольшое, но очень глубокое. Под стенами Пятака омуты.
К учреждению прилегает Артюшинское сельское поселение. Это не только остров Сладкий, но еще десяток деревень, где живут 1550 человек. «80 процентов — пенсионеры у нас,— рассказывает Владимир Макаров, глава Артюшинского сельского поселения, бывший заместитель начальника колонии,— молодежи мало. Рабочие места в основном только в учреждении, ну еще в торговле. Леспромхоз еще есть. У нас естественная убыль населения 50–60 человек в год. Три года назад отменили всякий общественный транспорт. Ничего к нам сюда не ходит». В поселении нет мобильной связи. Семь лет Владимир Макаров добивался установки «антенно-мачтового сооружения». Писал и в Министерство связи, и в ЛДПР, и губернатору… Отвечали в том смысле, что раз население убывает, то зачем вам вообще связь. Наконец перед губернаторскими выборами поселению обещали деньги на антенну. И даже после выборов выделили их. Но компания, которая выиграла тендер на создание проектно-сметной документации, уже на полгода задерживает начало работ.
Десятилетиями колония отапливала детский сад на острове Сладкий и несколько домов сотрудников «системы», но несколько лет назад Сладкий от Огненного отключили. «Это в какой-то степени правильно,— рассуждает глава поселения,— уголовно-исправительная система должна содержать преступников, а не отапливать дома, хотя там, на острове, конечно, пенсионеры, бывшие сотрудники. Их около 20 человек. Но понимаете, учреждение — на одном острове, а сотрудники — на втором, расстояние 500 метров. Пока эта горячая вода шла, были большие потери тепловые, потом труба эта пришла в негодность. Нас за три года предупредили, что отключат. И мы сделали котлы в этих домах. Администрации поселения это 500 тысяч стоило. Теперь дровами отапливают. Удобно. Когда хочешь, тогда и топишь. В этом году вон какое лето было сырое».
Водопровода на острове тоже нет, воду носят ведрами из озера.
Владимир Макаров отслужил в колонии 27 лет. Прошел все карьерные этапы, от контролера до заместителя начальника Пятака. «Раньше там никто особо не хотел работать. Шли только те, кто рос в деревне на берегу и на острове Сладкий,— рассказывает он.— У них родители там работали, и пойти туда было делом естественным. Ну и был выбор. Колхоз был. Я на агронома учился. Но потом, когда я из армии пришел, мать парализовало, надо было помогать. Вот и пошел в колонию, потом в школе МВД отучился. И с 1983 года я на Пятаке».
Сначала Макаров читал личные дела осужденных, но потом перестал. «На психику действовали совершенные ими чудовищные деяния,— говорит он,— убийства детей, родственников. Вообще, когда к нам стали прибывать пожизненные, сложнее стало. Раньше не было страха, что осужденный может напасть. Не было, чтоб одного осужденного три сотрудника вели. Сейчас агрессия страшная. Мы сначала и не знали, что с ними делать. Вместе с начальником психологической лаборатории с нуля сами создавали правила внутреннего распорядка для пожизненно осужденных. Все необходимые меры безопасности. Сейчас они приняты во всех восьми тюрьмах для пожизненно осужденных в России и даже кое-где за границей. Начальник психологической лаборатории у нас — известный в области поэт, историк, он, когда на пенсию вышел, директором школы работал. Но быстро от инфаркта умер. Подполковник Владимир Попов-Островитянин. Вот мы вместе с ним все это и создали. Начальник учреждения даже в Америку ездил опыт перенимать. Но приехал и сказал, что мы так не сможем. Россия специфичная страна. Потом технически и материально мы иначе обеспечены. Мы и не стали ориентироваться на них, все по-своему сделали».
Заключенные находятся в камерах по двое или четверо. После прибытия пожизненный попадает в карантин, с ним работают психологи. Случаи суицида в этот период бывают, но редко. «Одного мы из петли достали, второй как-то бритву спрятал и чирк себя по горлу, сосед его снизу ничего не заметил, утром его только обнаружили, когда уже поздно было»,— рассказывает Макаров. Психологическая служба решает, каких осужденных можно помещать в одну камеру.
Подъем в шесть утра. При выходе из камеры осужденный просовывает руки в отверстие для кормления, на него надевают наручники и только потом выпускают. Осужденный поворачивается лицом к стене, называет имя и статью. «Туалет у них теперь в камере есть, а раньше мы целый час тратили, чтобы их вывести,— вспоминает Макаров,— даже душевые камеры у них есть, водопровод». Днем заключенные могут только сидеть на стуле (он прикручен к полу) или ходить по камере. Ложиться и садиться на кровать они не имеют права. Прогулка первые 10 лет час в день, длительных свиданий нет, разговоры по телефону и покупки в магазине ограниченны. После 10 лет режим помягче — прогулка два часа, два раза в год разрешено длительное свидание. Кормят осужденных в камерах. В девять отбой».