Эффект колеи
На минувшей неделе правительство опубликовало параметры национальных проектов до 2024 года. Прописаны целевые показатели, бюджет и источники финансирования. На все потребуется более 25 трлн рублей. Несколькими днями ранее был снижен «порог» участия бизнеса в нацпроектах с 3 млрд до 1 млрд рублей. То есть бизнесу прямо указали, куда надо вкладывать деньги. Сомнений нет: принцип ручного управления стал ключевым для отечественной экономики, о конкуренции и рынке говорят все меньше или вовсе не говорят. В самом принципе изъяна нет: это не отечественное ноу-хау, а хорошо и давно известная в мире практика. Но эксперты не без опаски отмечают: наша версия ручного управления чем дальше, тем больше отходит от классического канона, обретая черты иные. Они печально знакомы и напоминают о тревожном — похороненной 30 лет назад административно-командной системе.
Простой, казалось, бы вопрос, в какой экономике мы живем, на самом деле не так уж и прост: четкого ответа нет, данность размыта. Вроде бы рыночные институты и конкурентная среда, но при этом растущая роль государства в ключевых отраслях и жесткое порой регулирование при четко заданном и постоянно усиливающемся командном векторе, при директивных установках, спускаемых с самого верха. Самая емкая формула, наверное,— экономика ручного управления.
Подходили мы к ней долго, и случилась она не вдруг. Есть даже рубежная дата, когда переход именно в это качество состоялся. До 2007-го глава государства иногда отрицательно высказывался вообще о возможности введения такого режима. Но на очередной встрече с бизнесом 12 лет назад Владимир Путин сказал, что это в принципе возможно. А уж когда речь зашла о выполнении майских указов 2012 года, было принято окончательное решение. 7 мая 2013 года на заседании правительства Владимир Путин заявил: «Можно сколько угодно спорить и ругаться по поводу так называемого ручного способа управления. Но давайте такую систему вводить, которая эффективно работает». И тут же заслушал отчеты министров и раздал им поручения. Это, по мнению экспертов, стало рубежом, за которым страна перешла в режим ручного управления.
Прошедшие с той поры годы, правда, не сильно улучшили состояние экономики и социальной сферы. Доходы людей падают уже на протяжении 5 лет. Возникает вопрос: ручной режим управления — это благо или зло? Была ли необходимость его вводить? И надо ли из этого выходить? Да и сможем ли мы выйти? Обо всем этом «Огонек» поговорил с профессором МГИМО Владимиром Осиповым.
— Ручное управление — это наше ноу-хау?
— Да что вы, это давно известный метод управления, о нем нельзя говорить, хорош он или плох, так же, как и о любой другой управленческой системе. Практически все страны применяли ручное управление, начиная с Англии в XVIII веке. Им пользовались США после Великой депрессии, Япония, Франция, Южная Корея, «азиатские тигры»… Чаще всего к этому прибегали в неблагоприятных для стран экономических условиях. И практически везде эта система сработала. В ее основе — протекционизм, поддержка своих производителей. Такая политика требует ручного управления. Думаю, для нашей страны введение такого режима было вполне обоснованным. Усиление международного давления на Россию, введение санкций, снижение конкурентоспособности нашей промышленности — это, конечно, требует жесткой консолидации административного аппарата. Что и было сделано в мае 2013 года.
— Раз этим методом пользовались разные страны, можно ли говорить об общих и национальных особенностях ручного управления?
— В каждом случае проявлялись свои особенности, но цель у всех была одна — преодолеть системный сбой в экономике. При этом у разных стран сложились разные внешние условия. Например, американцам не пришлось восстанавливать свою экономику после войны, она не была разрушена, как в Европе, и это обеспечило США мировое лидерство на долгие годы.
Есть и общие закономерности. Ручное управление обычно проходит три этапа. Первый этап — закрытие внутренних рынков и создание условий для импортозамещения. Второй — определение, кто из отечественных производителей выпускает более или менее качественную продукцию, их поддержка для вывода продукции на уровень мировых требований. И третий — выращивание «национальных чемпионов», которые выходят на внешний рынок и встраиваются в мировую конкуренцию.
— У нас с третьим этапом не получилось?
— Думаю, и с предыдущими тоже. Надо было бы все-таки направить режим ручного управления на полноценную реализацию политики импортозамещения и добиться результатов. Причем эта политика должна быть долгосрочной, нельзя эту задачу решить за два-три года. Тут надо думать в масштабе хотя бы десятилетия. Но нет: поговорили об импортозамещении, подавили бульдозерами импортные продукты, на том дело и закончилось: импорт в Россию очень скоро стал больше, чем был. А возможности ведь имелись и для импортозамещения, и для выращивания «национальных чемпионов». Мы же по факту добились не импортозамещения, а импортёрозамещения, когда товары из одних стран оказались заменены товарами из других стран.
— Возможно, такая задача и ставилась?
— Не ставилась. Нет такого приоритета в национальных проектах. И от протекционизма вообще отказались. Это, к сожалению, для нас характерно: хвататься за один экономический рецепт, не доводить дело до конца, не дожидаться результатов, бросать, хвататься за новые рецепты, иногда прямо противоположные, и опять бросать, и так бесконечно. Этим мы отличаемся от американцев: они ставят задачу, долго ее решают, и им все равно, при каком президенте будет результат, при демократе или республиканце. Они при Трумэне приняли системное решение: победить СССР в холодной войне. А добились этого при Буше-старшем. Посмотрите, какие у нас были качели: то полностью либеральная политика, когда государство совершенно устранилось от регулирования экономики, то наоборот, закручивание гаек до упора. Но подождать результатов не можем, нам надо все и сразу.