Нездоровые отношения: как нарушаются связи с собственным телом
Видя того, чьи руки испещрены шрамами, мы недоумеваем: как можно наносить себе увечья? Психоаналитики уверены: причиной тому — нарушенные отношения с собственным телом. Как же их «починить»? Мы публикуем фрагмент из лекции психолога Анастасии Долгановой, которая рассказывает о психоаналитическом взгляде на этот вопрос.
Как можно использовать свое тело? Что оно может делать? Ходить, есть, пить, заниматься спортом или сексом, говорить, сидеть. И это нормальный, здоровый функционал. Но те, кто склонен к самоповреждениям или другим видам нарушенных отношений с телом (ипохондрия, дисморфофобия, пищевые нарушения), используют тело по-другому.
В детстве многие из нас заворачивались в холодную мокрую простыню и выбегали за мороженым, чтобы наконец заболеть и отдохнуть от ненавистной химии. Мы сами «создавали» себе заболевания, но в большинстве случаев переставали так поступать по мере роста. Чтобы обращаться со своим телом подобным странным образом во взрослом возрасте, нам нужно ощущать, что оно «живет» отдельно от нас. Психоаналитики называют этот феномен отщеплением тела или диссоциацией.
Это не со мной?
Помните, как в детстве «шутили» наши старшие сестры и братья — брали нашу руку и заставляли нас бить ею себя самих, приговаривая: «Зачем ты себя бьешь? Зачем ты это делаешь?» Отщепление — это когда мы делаем что-то подобное со своим телом, воспринимая происходящее как некий диалог, как некие отношения.
Когда «я не есть мое тело, а есть отдельно я — и отдельно тело», у нас появляется возможность выражать различные чувства по отношению к нему. Отщепление тела — это довольно серьезное нарушение, для которого нужно то, что называется «двойная травма». Двойная травма — это когда «нагрешили» и мама, и папа.
Кто я в твоих глазах, мама?
Материнская травма — это ранняя травма, которую мать наносит ребенку в то время, когда она для него максимально важна. В первую очередь речь про депривацию, про лишение ребенка чего-то, что для него критически важно. Мать или физически отсутствует, или она неспособна выполнять какие-то эмоциональные функции, которые она должна выполнять по отношению к своему ребенку.
Психоаналитики считают, что главная задача мамы маленького ребенка — быть для него своеобразным «зеркалом». Когда ребенок рождается — он не знает, кто он, что он чувствует, что такое мир и что с ним вообще происходит. Вы видели, как разговаривают матери со своими детьми? Они говорят: «Вот идет дядя», «Вот ты смотришь», «Вот ты проголодался», «Вот у тебя болит живот», «Вот ты смеешься», «Ай, как ты улыбаешься!», «А вот твои пальчики», «А покажи мне свои ушки!» То есть мамы как бы отражают ребенку его самого.
Мамы знакомят детей с тем, что они из себя представляют. Даже в 35 лет мы можем прийти к маме и сказать: «Мама, а что ты об этом думаешь?» И это совершенно естественно, если между нами — здоровые отношения. Мы спрашиваем: «Как тебе моя стрижка?», «Как тебе моя лекция?», «Как тебе мой выбор?», «Как думаешь, я смешная?», «Как тебе кажется, можно ли меня полюбить?» — это все про зеркало, про «отразить мне меня самого».
Если мать в полной мере берет на себя эту функцию, когда ребенок совсем маленький, то все хорошо. Но бывает, что она мало времени проводит с ним, эмоционально не включена, страдает депрессией или не ладит с партнером. Тогда ей не хватает сил на то, чтобы в достаточной степени быть «зеркалом». И тогда велика опасность, что у ребенка сформируется так называемая диффузная, или размытая идентичность.
При таком типе идентичности мы вынуждены все время строить отношения с миром, исходя из новой информации, потому что у нас диффузное, меняющееся «Я». Если я сегодня считаю себя добрым человеком — я строю отношения с миром, исходя из этого. А завтра я чувствую себя плохим, никчемным — это меняет абсолютно все: мои отношения с работой, с возлюбленным, с самой собой, с едой, с деньгами.