Неуправляемый хаос: 7 лучших (и не самых очевидных) книг Владимира Сорокина
7 августа исполняется 69 лет современному классику русскоязычной литературы Владимиру Сорокину. Пока одних его проза возмущает, у других она вот уже не первое десятилетие вызывает неподдельное восхищение. На примере семи самых ярких книг писателя рассказываем, как он иронизирует над бытом, играет с текстом, деконструирует штампы и — в конце концов — дает надежду.
«Норма»
Первый роман в обширной библиографии Сорокина распространялся в самиздате на рубеже 1970–1980-х годов. Это неудивительно, учитывая, что текст (как и многие последующие произведения писателя) — едкая и бескомпромиссная сатира на действующий государственный строй.
Собственно, романом назвать «Норму» можно с натяжкой: в ней нет сквозного сюжета. Это скорее сборник текстов, объединенных разными идеями, в том числе идеей деконструкции смыслов и языка вообще — стремление к последней появилось у Сорокина благодаря влиянию советских художников-концептуалистов (Эрика Булатова, Ильи Кабакова, Виктора Пивоварова и других).
Центральный цикл текстов внутри «Нормы» — короткие новеллы о жизни рядовых советских людей 1970-х годов: тут есть и люмпены, и воры в законе, и интеллигенция, и воспитатели детского сада. Объединяет их всех одно: согласно закону они должны ежедневно съедать фиксированное количество «нормы», которая представляет собой не что иное, как спрессованные фекалии. Что символизирует эта деталь, каждый решает сам. «Пакетики "нормы" — пайки дополнительной социальности, которую нужно потребить сверх общения, работы, разговоров; это довесок, который и отличает репрессивную, тоталитарную социальность от обычной», — писал о книге философ и культуролог Михаил Рыклин.
В 1994 году «Норма» наконец была официально издана — уже в России, а не в Советском Союзе. Обложку первого издания украсили отзывы на тексты Сорокина из западных СМИ: Libération, The Times и Der Speigel.
«Очередь»
Не первый написанный, но первый опубликованный роман Сорокина — в 1985 году он был издан в Париже, в эмигрантском издательстве «Синтаксис». В романе по-прежнему ощущается сильное влияние позднесоветского концептуального искусства. Текст — это не только инструмент, который автор использует, чтобы рассказать историю, но и, по сути, отдельный персонаж. Собственно, вся «Очередь» — один сплошной полилог, многоголосая беседа людей, стоящих в бесконечной очереди. Разрозненные реплики складываются в хаотичную мелодию, пазл, который иллюстрирует жизнь общества на излете существования Советского Союза. Впрочем, очередь здесь не только и не столько примета советского быта, сколько метафора жизни вообще.