Светлана Землякова: «Иногда мне важнее, чтобы люди узнали об этом тексте»
Режиссер спектаклей «Генерал и его семья» и «Наташа» — о том, как она создает свои спектакли
Одна из самых ярких премьер прошлого года — спектакль «Генерал и его семья» по роману Тимура Кибирова. Недавняя премьера в Театре Наций — спектакль «Наташа» по пьесе Марины Крапивиной. На сцене этого же театра идет спектакль по роману Эльфриды Елинек «Любовницы». Во всех трех спектаклях очевидны стилистические и тематические переклички. О том, как и почему они возникли, мы поговорили с создателем спектаклей Светланой Земляковой.
— Почему ярчайшая звезда «Генерала и его семьи» зажглась на театральном небосклоне так внезапно? Где вы были до сих пор?
— Дело в том, что я педагог ГИТИСа, преподаю на режиссерском факультете, в мастерской Олега Кудряшова. Там я выпустила много спектаклей. В театре «Практика» тринадцать лет назад у меня вышел спектакль «Бабушки», с которым мы объездили весь мир. С него все началось. Потом был спектакль «Петр и Феврония», он получил «Маску». Потом — два спектакля в Театре Маяковского. Потом Театр Вахтангова. В этом театре шесть лет назад у меня вышел спектакль «Сергеев и городок». Очень любимый. Горжусь им. Он до сих пор живет. Я выпускала его еще при Римасе Владимировиче Туминасе. И «Генерала» мы выбрали вместе с ним. Он сказал: «Хорошее название: “Генерал и его семья”». Я принесла этот роман, мы его выбрали и начали работать над спектаклем еще при нем. Проекты зреют долго.
Тексты
— Как это происходит? Сколько времени у вас прошло от момента, как прочитали текст, до того, как начали его ставить?
— Я прочитала его в пандемию. Прочитала и подумала, что с ним трудно работать в театре. Он имеет слишком свободную структуру. И отложила его.
Меня приглашают в театре работать именно с современной литературой. Так сложилось. И когда нужно было предложить материал для постановки в Театре Вахтангова, вдруг всплыло это название. Я его предложила. Римас Владимирович откликнулся. А затем целый год я смотрела актеров театра, разговаривала с ними. И только потом мы приступили к репетициям.
— Как ваше имя в профессиональной среде стало ассоциироваться с современной литературой?
— Это началось еще в институте. Там у меня сложилась репутация человека, открывающего для театра новые литературные имена.
— Она соответствует вашему ощущению себя?
— Я и в самом деле находила тексты, которые мало кто знал. Так что соответствует. Сейчас делаю спектакль по Дмитрию Бакину. Думаю, мало кто знает это имя. Мне интересно, когда возникают какие-то удивительные, никому не известные авторы. Иногда мне важнее, чтобы люди узнали об этом тексте.
— Как вы их находите?
— Просто читаю.
— Поток литературы слишком большой. Как в нем можно обнаружить необычные произведения?
— Когда вплываешь в этот поток, перед тобой открываются всё новые и новые дверцы. Поначалу ориентируешься на имена, которые известны всем, на лауреатов больших премий, а потом начинаешь углубляться и рядом обнаруживаешь менее известные имена, лауреатов менее известных премий. И чем дальше идешь, тем больше шансов познакомиться с каким-то невероятным автором. Например, с Дмитрием Бакиным, о котором писали как о гениальном литературном самоубийце. Он вел отшельнический образ жизни, работал водителем, нигде не появлялся. При этом переведен в половине стран мира, считается русским Камю, Фолкнером. Он был знаком с Маркесом и при этом так и остался неизвестным в нашей литературной среде. Авторы приходят к тебе, когда начинаешь искать. Тимур Кибиров — очень известный автор, прежде всего как поэт.
— Но с театром его имя никак не ассоциируется.
— Хотя была одна постановка в РАМТе — Марины Брусникиной «Лада, или Радость», да и «Генерала» ставили в Новосибирске.
— Как вы понимаете, что тот или иной текст можно поставить?
— Иногда мир, который создает писатель, кажется совершенно не годящимся для постановки. Но это не может стать непреодолимым препятствием. Мне кажется, театр — это настолько условная среда, что поставить в ней можно все. Необходимо только найти язык. Решимость, отвага и желание материализовать этот мир и побывать в нем к этому подталкивают.
— Почему не классические пьесы или современная драматургия, а какая-то совсем новая для театра?
— Я делала в своей жизни всего четыре пьесы. Одна из них — «Наташа». Другие — «Троянки» Эврипида, «Царь Эдип» Софокла и Мольер. Три — классические, и одна — современная. А остальные — проза и стихи. У меня были спектакли и по поэтам, и о судьбах поэтов.
«Наташа»
— Почему вы выбрали «Наташу»?
— Это как раз не мой выбор. Я должна была ставить повесть Юрия Трифонова «Предварительные итоги», и почти год мы жили, готовясь к этому спектаклю, не предполагая трудностей, с которыми придется столкнуться. Дочь Юрия Трифонова не дала нам права на постановку прозы. Она живет в Германии. Все рухнуло. И тогда Театр Наций предложил мне посмотреть пьесу Марины Крапивиной. До сих пор я никогда не читала ее пьес. Я посмотрела и подумала: интересно попробовать.
— Как вы проводили кастинг для «Наташи»? Как, например, выбрали Станислава Беляева, которого зритель привык видеть в мюзиклах в амплуа героя-любовника?
— Я разговариваю с артистами, иногда час-полтора, обо всем. Они просто говорят, и такие вещи могут о себе рассказать, что уходишь после этого разговора потрясенным. Стас пришел ко мне второй раз. Я его запомнила, когда он пришел ко мне на кастинг на Трифонова. Я обратила внимание на то, что у него какая-то особенно напряженная природа. И позвала еще раз. Мне повезло, что я не знаю его как артиста мюзиклов. Мы разговаривали с ним, и я услышала в нем все эти темы. Мне он показался никаким не героем-любовником, а человеком с серьезными внутренними проблемами, может быть проживающим не свою биографию. Поначалу мне все его рекомендовали как Марка (персонаж пьесы «Наташа». — «Монокль»), а мне показалось, что он как раз Андрей. Каждую репетицию он совершал поступок, пытался понять природу чувств персонажа. То, к чему он пришел, мне нравится. Я ему верю. Мне дорог созданный им персонаж.