Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Андрей Финягин: «Я научился не расстраиваться, когда меня не утверждают в кино»
«Мы все стоим в коридоре, волнуемся, но я больше всех. Поскольку у меня фамилия на «Ф», то к концу я уже серьезно перенервничал. Захожу. Там стол, за которым Олег Николаевич, Козак, Брусникин, Маша Брусникина, Алла Покровская, и... огромная мхатовская пауза. Все многозначительно смотрят на Ефремова, ждут, что он скажет. И после длительной паузы он говорит: «Так, скажи, а кто за тебя платит?» Я отвечаю: «Родители ». — «Скажи им, пусть больше не платят». Меня перевели на бюджет. Для меня это было еще и признание с его стороны. А уж когда он доверил мне роль Треплева в «Чайке»...»
— Андрей, в недавнем интервью журналу «7 Дней» вы обещали продолжить рассказ о ваших учителях — легендарных актерах МХАТа. Как для вас начинался МХАТ?
— Наверное, не только моя жизнь, но и мой МХАТ начался с моей мамы. Инженер по специальности, она всю жизнь была большой любительницей театра. И конечно, они с папой в мои школьные годы водили меня по театрам. В том числе у нас была череда посещений МХАТа: мы посмотрели спектакли «Возможная встреча» с Ефремовым, «Кабала святош», «Тартюф». Я был восхищен. И хотя мы ходили по всем театрам, но такого ощущения опьяненности этим залом я больше нигде не испытывал. Думал: «Господи, какие они счастливые! Они могут выходить на сцену и дарить людям это ощущение волшебства!» Мне очень захотелось стать актером. И хотя я не был уверен в своих силах, все же решил рискнуть. Как известно, абитуриенты ходят во все вузы, и единственным, куда я не ходил, был ВГИК — что-то я о нем не вспомнил. В одной газете прочел, что во МХАТе курс набирает Олег Николаевич Ефремов, и подумал: «Вот кому-то повезет!»
В «Щепке» дела пошли хорошо, меня практически взяли на конкурс с первого тура, а во МХАТе я прошел только на второй тур. Звоню и спрашиваю, когда прийти на него, а мне говорят: «Вашей фамилии нет». Но я знаю, что с «Щепкой» у меня уже все сложилось, и, конечно, радуюсь: «Неважно куда, главное, что я поступил!» Тут вмешалась мама. Она говорит: «Как это неважно? Ты же прошел на второй тур?» И она позвонила и спросила, в чем дело. Оказалось, что моя фамилия просто затерялась, такая вот случайность. Так я оказался во МХАТе на курсе Олега Николаевича Ефремова. И началась учеба.
— И общение с великими русскими артистами...
— Конечно! Мои первые впечатления от МХАТа связаны со столовой: когда ты стоишь перед салатами, а перед тобой Калягин, Лаврова, Мягков — все, кого ты видел по телевизору. Первое время я вообще не мог есть: не верил, что это происходит со мной. Там все курили, стоял дым, запах кофе и творческие разговоры. Олег Николаевич был прекрасным педагогом, я бы сказал, в широком смысле слова. Он, например, по понедельникам, когда все театры отдыхают, приглашал к нам после учебы различных специалистов — актеров, писателей, драматургов, философов, которые, на его взгляд, могли нам что-то интересное дать.
Я был взят на платное отделение, тогда только начиналась эта история. В конце первого курса у нас была индивидуальная беседа педагогов со студентами. И каждый понимал, что она может закончиться отчислением. Мы все стоим в коридоре, волнуемся, но я больше всех. Поскольку у меня фамилия на «Ф», то к концу я уже серьезно перенервничал. Захожу. Там стол, за которым Олег Николаевич, Козак, Брусникин, Маша Брусникина, Алла Покровская, и... огромная мхатовская пауза. Все многозначительно смотрят на Ефремова, ждут, что он скажет. И после длительной паузы он говорит: «Так, скажи, а кто за тебя платит?» Я отвечаю: «Родители». — «Скажи им, пусть больше не платят». Меня перевели на бюджет. Для меня это было еще и признание с его стороны. А уж когда он доверил мне роль Треплева в «Чайке»...
— Вас ввели в возобновленную «Чайку»?
— Да, Олег Николаевич незадолго до смерти решил возобновить «Чайку» Чехова с молодыми исполнителями. Спектакль до этого шел на сцене 20 лет, а потом на два года был приостановлен. И Ефремов ввел меня и мою однокурсницу Вику Исакову на роли Треплева и Нины Заречной. И тут мне посчастливилось поработать с великими артистами на одной сцене. Некоторым из них, конечно, было тяжело, потому что на протяжении стольких лет играли, а тут снова нужно репетировать, потому что пришли 20-летние дети. Бывало, смотрели слегка иронично. Получилось, что мы, два неоперившихся птенца, попали в логово мастодонтов на съедение. Иногда было тяжело. Мы всех тогда боялись, особенно я боялся Вячеслава Невинного. Вячеслав Михайлович как-то по-особому ко мне относился, очень строго. Была такая история. В начале спектакля я «заряжался» в беседке, которая выезжала на авансцену по рельсам. Грузный Вячеслав Михайлович, медленно проходя за кулисами, любил спросить помрежа громко, чтобы я слышал: «А кто у нас сегодня Треплева играет?» Ответ: «Андрей Финягин». — «Андрей Финягин? Не знаю такого». Эта полушуточная история приводила меня в смятение. Он играл Сорина, дядю Треплева. Но в целом воспоминания об этом периоде остались прекрасные!
— А кто играл Аркадину?
— Ее играла Татьяна Евгеньевна Лаврова. Она была неземной, воздушной, необычайно женственной. Лаврова была уже в возрасте, но необыкновенно красива — одни эти раскосые глаза чего стоили! Я отлично понимаю Вознесенского, который именно ей посвятил прекрасные строки «Ты меня на рассвете разбудишь...». Партнершей она оказалась очень деликатной. Лаврова была абсолютной Аркадиной. Я помню эти ее руки, когда она мне перебинтовывала голову, как будто они были невесомые, легкие, неземные. Закуривая, Лаврова говорила: «Не переживай, все будет нормально. И не обращай внимания на старичье». Кстати, ей единственной позволялось курить прямо за кулисами. Для меня она — одна из богинь советского кино, как Терехова, как Вертинская. До меня исполнителем роли Треплева был Михаил Ефремов. Так получилось, что на пробах фильма Митты «Граница. Таежный роман» я встретился с ним. И он говорит: «Я знаю, папа тебя выбрал на эту роль. Главное — правильно сыграть сцену с матерью с бинтом. Если сыграешь, значит, роль готова». Такое напутствие я получил от Миши.
Режиссером ввода в спектакль был Андрей Васильевич Мягков, который был первым исполнителем Треплева в этой постановке. Позже он играл еще и Тригорина и знал все наизусть. Вообще, он замечательный педагог. В первое время я не мог с ним репетировать, особенно когда он что-то показывал — пьяного, например. В памяти всплывали кадры из «Иронии судьбы», и я понимал, что никогда так не сыграю. Мягков был невероятно чутким педагогом, потрясающим режиссером и очень интеллигентным человеком. Вместе с тем он был таким закрытым петербуржцем.
— Для актера это немного странно — быть закрытым настолько...
— Почему? И я закрытый, не люблю актерские тусовки. Артисты тоже разные, есть актеры в жизни и есть актеры на сцене. Я не люблю актерствовать в жизни. Сама профессия настолько отбирает энергию, что создавать объект внимания еще в жизни, мне кажется, это мельчание. С другой стороны, есть мнение, что актеры должны больше общаться, напоминать о себе, чтобы почаще звали в кино, — пиариться, другими словами. Но надо ощущать, что это твое поле. Я не удивлюсь, если в какое-то время мне станет легко и свободно и я сумею находить кайф и в тусовках. Но сейчас пока нет.
— Между тем вас без пиара и без кастинга, только по фото, взяли в фильм «Любовница»...
— То был непростой проект для меня. Потому что это — первая главная роль в кино с такими замечательными артистами. Тем более что первая сцена, которую снимали в Сочи в экспедиции, была постельная, с Ириной Юрьевной Розановой. Ситуация усугублялась тем, что оператором был ее тогдашний муж Гриша Беленький. И Тигран Кеосаян, который кротким нравом никогда не отличался, кричал: «Я не понимаю, Андрей, ты что, ты не хочешь ее? Ее хочет вся страна, а ты что?» Конечно, у тебя от этих слов опускается все, тебе хочется просто раствориться. И кстати, кто меня больше всех поддерживал — это был Гриша Беленький, который повторял: «Успокойся, у тебя все хорошо». У меня было такое состояние отчаяния на этих съемках, которое, возможно, мне и помогло. Эта взвинченность и нервозность «легла» на персонаж, поскольку там герой тоже находится в пограничных состояниях.
— А как сама Ирина Юрьевна воспринимала вас, молодого актера?
— Ирина Розанова, опытнейшая актриса, то ли в силу возраста, то ли еще почему-то пыталась меня немножко подзадеть: «Ну ты чего? Чего ты нервничаешь так?» — игриво повторяла она. Это меня чуть больше зажимало. Уже потом я подумал, что она, наверное, слегка кокетничала со мной, чтобы я расслабился, но тогда этого не понимал. В общем, дело было во мне, конечно.
— Андрей, как вы сами думаете, какие ваши личностные качества позволили Кеосаяну доверить вам роль шизофреника?
— Вообще, у меня, наверное, много недостатков. Но какое отношение мои недостатки имеют к моим ролям, не берусь судить. Я закрытый человек, и это данность, которая может производить обо мне впечатление... Например, я избирательно добрый, терпеть не могу доброту ко всем и каждому, мне кажется, что это имитация. У меня критический взгляд на все. И мне это помогает в профессии, мне интересно видеть в человеке какую-то неправильность, какой-то выверт. Люблю за этим наблюдать и считаю, что в каждом человеке так или иначе это есть. Не помню, то ли Станиславский писал, то ли Кнебель о нем писала, что он очень любил играть такие выверты, неправильность, глупость. И у меня на это такой обостренный взгляд. Мой папа, кстати, заслуженный педагог, дефектолог, который работает с умственно отсталыми детьми. Может, в этом дело? (Смеется.) Мне потом на сайт писали люди, профессионально занимающиеся психическими расстройствами, что я очень точно передал психологию нездорового человека. Они даже называли конкретные диагнозы. Для меня это было очень неожиданно и, конечно, приятно.
— А в вас есть такой выверт?
— Я в быту невыносим совершенно. Я отдельная субстанция, периодически уходящая в себя. Порой бываю несправедлив и горяч. Как-то что-то сказал человеку, думал, что это ирония, а он потом десять лет это помнил. Известный факт, что мы собственный голос слышим по-другому, чем окружающие. Так же и я себя воспринимаю иначе, чем другие. Лучше спросить у близких людей, будет объективнее. Особенно у супруги: она хорошо знает, что со мной непросто жить.