Франческо Растрелли. Гений барокко
Для Растрелли перемены на русском троне не предвещали ничего хорошего. Новая императрица не простила ему покровительства Бирона, лишила звания придворного архитектора и приказала "никаких строений тому итальянцу не поручать".
День выдался хмурым и неприветливым, как это часто бывает в Петербурге поздней осенью. С Балтики дул пронизывающий ветер, стальная гладь Невы возмущенно дыбилась. Растрелли с трудом выбрался из кареты и зябко кутаясь в плащ, заторопился к парадному подъезду Зимнего дворца.
За арочными пролетами галереи первого этажа как всегда внезапно раскрылось огромное, сияющее светом пространство белой Посольской лестницы. Льющийся из окон свет, отражаясь в зеркалах, заскользил по золоченым лепным орнаментам, мраморным статуям и розовым колоннам из искусственного мрамора. «Да, эта парадная лестница способна поразить даже своего создателя», — усмехнулся зодчий.
С воцарением новой императрицы его жизнь резко изменилась. Екатерина II ценила в людях талант, ум и деловые качества. «Мне дураков не надобно», — любила повторять она. Но Растрелли видел, что лично в нем она не нуждается. При дворе возобладало мнение, что причудливое барокко устарело, — императрица предпочитала строгие линии классицизма. Богатство, сочность и сложность архитектурного языка Растрелли стали казаться излишними и старомодными. Прекратились заказы и выплата жалованья.
Франческо Бартоломео Растрелли, или как его звали на русский манер — Варфоломей Варфоломеевич, понимал: новое царствование — это всегда новые люди. Екатерина II удалила многих сановников елизаветинского времени. Но понимал он и другое: эпоха барокко переживала закат. Он, Растрелли, довел этот стиль до невозможной высоты и блеска, но дальше пути нет даже такому мастеру, как он.
Прославленный архитектор испросил отпуск и уехал в Италию «для поправления здоровья». Второго августа 1762 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось объявление: «Граф Растрелли с фамилиею своею едет отсюда на некоторое время в свое отечество, и имеющие до него какое дело явиться могут в дом его, что на Невской першпективе против Гостиного двора».
Спустя год он вернулся в Россию. Его вызвали к императрице, и ничего хорошего этот визит не сулил. Похоже, сегодня, двадцать четвертого октября 1763 года, его блестящей карьере придет конец. Екатерина II приняла его в рабочем кабинете. «Я пришла к окончательному решению», — сообщила она и поискала на своем бюро какую-то бумагу. Это оказался высочайший указ, по которому архитектор был уволен «в рассуждении старости и слабого здоровья» с назначением пенсиона в тысячу рублей в год.
Его место при дворе уже заняли другие — Юрий Фельтен, Антонио Ринальди, Жан Батист Мишель Валлен-Деламот, и часть творений Растрелли начала подвергаться безжалостной переделке. До него доходят слухи, будто уничтожая интерьеры в залах Зимнего дворца, Деламот хвастливо заявлял, что выбрасывает «растреллиевские стены через окна». Быть свидетелем всего этого Растрелли не хотел и в начале августа 1764 года покинул Петербург, которому отдал всю жизнь...
Франческо Бартоломео Растрелли родился в 1700 году в Париже, где его отец — флорентийский скульптор Бартоломео Карло — работал при дворе Людовика XIV. Первого сентября 1715 года «король-солнце» умер. Энергичный Бартоломео Карло понял, что заработать на жизнь при новом государе, которому всего пять лет, сложно, нужно искать другого покровителя.
А в это время российский император Петр I, строящий новую столицу Санкт-Питербурх, писал в Париж своему посланнику Конону Зотову: «Понеже король французский умер, а наследник его зело молод, то, чаю, многие мастеровые люди будут искать фортуны в других государствах, для чего наведывайся о таких и пиши, дабы потребных не пропустить». Узнав, что скульптор Растрелли «умеет планы садам и фонтанам делать и палаты строить», резидент Петра приглашает его в Россию.
«Я получил заманчивое предложение от русского царя, который где-то на севере строит город по европейскому образцу. Возможно, в этом наше спасение», — сообщил Бартоломео Карло семье, велел запастись теплой одеждой и собираться в дорогу.
Двадцать четвертого марта 1716 года в четыре часа пополудни они благополучно прибыли в Санкт-Питербурх. Проехали по Невской першпективе — длинной, широкой аллее, проложенной и вымощенной камнем руками пленных шведов, с любопытством оглядывая окрестный пейзаж. Юный город, с поразительной быстротой выраставший на островах невской дельты, был еще невелик, но уже обретал строгие очертания.
Рядом с крепостью, где Доменико Трезини начал возводить Петропавловский собор, на площади, получившей название Троицкая, складывался городской центр. От домика Петра I вверх по Неве тянулись деревянные здания Сената, Таможни, Монетного двора и трактира «Аустерия четырех фрегатов», за ними — дома вельмож, высших военных и гражданских чинов. У другого берега на фоне низкого пасмурного неба прорисовывались бесчисленные мачты — на адмиралтейских верфях строились многопушечные корабли молодого российского флота, а на расположенной рядом Галерной верфи — быстроходные лодки-галеры.
Разбросанный на островах, петровский Парадиз был изрезан реками, речушками и каналами.
— Папа, а не является ли этот город воплощением пророчества Нострадамуса, еще в XVI веке предсказавшего, что «Венеция поднимется на северном море»? — спросил Бартоломео Карло шестнадцатилетний сын.
— Все может быть, Франческо. Но самое удивительное то, что он всего за несколько лет вырос из лесов и болот. Какой размах! Какие перспективы для работы!
Петр I был в отъезде — совершал второе европейское турне. Растрелли с сыном принял светлейший князь Меншиков. Усадьба первого генерал-губернатора Петербурга протянулась на весь Васильевский остров — от Большой до Малой Невы — и слыла самым роскошным зданием строящегося города. Склонный к аскетизму царь не утруждал себя строительством достойной резиденции, все праздничные пиры и торжественные обеды проводил здесь, у Данилыча. Светлейший держал лучшую в столице кухню, вышколенных иностранных слуг, великолепный оркестр и роскошный выезд.
Желто-горчичный центральный корпус и два флигеля его дворца, построенные «в итальянской манере», с оконными наличниками простого рисунка и высокой черной кровлей с переломом, были обращены к Неве. У дворца устроена пристань — малые суда с гостями причаливали прямо к парадному подъезду.
Приезжих провели в покои князя, богато убранные деревянными резными панелями, шелками, живописью и изразцовыми голландскими печами. Аудиенция заняла не более трех минут, но Растрелли-старший сразу получил большой заказ. «По указу его царского величества вам надобно обустроить мызу Стрельна, устроить там парк с каналами и водяными каскадами», — заявил Меншиков.
Не успев толком обжиться на новом месте, Бартоломео Карло засел за чертежи и привлек к работе сына. Франческо составил генеральный план расположения мызы и изготовил модель будущего ансамбля с дворцом, садом и видом на море. Проект светлейшему понравился, и он отправил его для окончательного утверждения государю. Петр проект одобрил, и Растрелли-старший приступил к работам в Стрельне. Помимо этого он участвовал в планировке Васильевского острова, выполнял лепные заказы в парадном зале Монплезира и отделку в доме дипломата Петра Шафирова. Вместе с отцом трудился и Франческо.
Десятого октября 1717 года из-за границы вернулся Петр. Его высокая нескладная фигура замелькала на строительных площадках города. «Ты заметил, — спросил Растрелли-старший сына, — царь всегда держит при себе карандаш и набрасывает на бумагу чертеж всего, что покажется ему заслуживающим внимания?» Было понятно, что своим детищем Петр занимается со всей страстью. «Может быть, еще и на нашем веку пристыдим образованные страны и вознесем русское имя на высшую ступень славы», — говаривал он.
Щедрость государя привлекла в Россию не одного Растрелли-старшего. Вскоре у него появился соперник — француз Жан-Батист Леблон, назначенный Петром на должность генерал-архитектора. Отношения между зодчими сразу не сложились, а позже и вовсе переросли в открытую вражду. Конфликт чуть не стоил Бартоломео Карло карьеры. Петр отстранил его от работ в Стрельне, но благодаря заступничеству Меншикова оставил заниматься скульптурой.
В двух специально построенных «анбарах» рядом с их домом на Первой Береговой улице Бартоломео Карло прежде всего вылепил бюст своего благодетеля — светлейшего князя Александра Даниловича, а следом приступил к увековечиванию образа Петра.