Цветы жизни
Лев Рубинштейн — о разных ипостасях роз и обманутых ожиданиях.
Однажды мама рядом с дачным крыльцом посадила розовый куст. Как только она ни ухаживала за ним, довольно чахлым кустиком, он на несколько лет оставался удручающе бесплодным.
Так я рос рядом с розовым кустом, а розы видел в основном на картинках или на ВДНХ, куда в летние месяцы по выходным часто ездили мы с мамой и папой. Там, помню, были розы каких-то циклопических размеров. Как и все прочее, что демонстрировалось на ВДНХ.
Но не только, нет. Когда соседка Галя Фомина выходила замуж за однорукого Леню Танкилевича, кто-то из гостей принес здоровенный букет роз.
А у Галиного отца, Сергея Александровича, летчика в отставке, была мать, славная кареглазая старушка, жившая в городе Сочи и когда-то работавшая поварихой в одном из тамошних санаториев. Про нее рассказывали — почему-то шепотом, — что «однажды она кормила Сталина».
Раз в год она приезжала к сыну и внучке, привозила, как водится, какие-то южные фрукты. Перепадало кое-что из этого и мне. Я почему-то ей очень нравился, и она с удовольствием возилась со мной, играла в какие-то игры и угощала черноморскими лакомствами. Однажды она спросила: «Ты ел когда-нибудь варенье из роз?»
Ничего себе! Варенье из роз! Какой-то прямо Андерсен! Варенье! Из роз! Неужели так бывает? «Нет, — ответил я с замиранием сердца, — никогда не ел. А такое, что ли, бывает варенье?» — «Бывает. Хочешь, я привезу тебе его в следующий раз?»
Еще бы не хотеть! Надо ли рассказывать, как я ждал этого следующего раза? И надо ли напоминать о том, что в том возрасте, о котором идет речь, время движется в десятки раз медленнее, чем, например, теперь?
Несмотря на мучительную, издевательскую медлительность проклятого времени, я все же дождался.
Мне почему-то кажется, что я могу не продолжать. Мне почему-то кажется, что читатель, даже и не самый проницательный, уже хотя бы по тому, какой я тут развел саспенс на ровном месте, легко догадается, что меня постигло не просто разочарование, но разочарование буквально катастрофическое.