Мировое здравоохранение: идеи Николая Семашко живут и побеждают
Большое видится на расстоянии. И сейчас, спустя десятилетия после смены приоритетов в организации отечественного здравоохранения, дискуссии о наследии создателя здравоохранения СССР Николая Александровича Семашко не только становятся ожесточеннее, но и обретают новое дыхание. Почему? Может быть, потому, что для обеспечения общедоступной медицинской помощи система Семашко оказалась более перспективной, чем либеральная рыночно-страховая модель? Может быть, потому, что это показала практика не только нашего государства?
Был ли ошибочным отказ здравоохранения России от системы Семашко? В пользу этого соображения накоплен значительный объем фактов и доказательств. Самый очевидный: эволюция национальных рыночно-страховых систем здравоохранения практически всех развитых стран последние несколько десятилетий идет по пути их конвергенции (гибридизации) с советской моделью Семашко.
Борьба и единство противоположностей
Во второй половине XX века основным подходом к финансированию медицинских гарантий населению в большинстве капиталистических стран было социальное страхование. Чем оно отличается от системы Семашко? Источник доходов социального страхования — взносы с доходов населения (прежде всего с зарплат), а система Семашко финансируется общими налогами. Ресурсы социального страхования дезинтегрированы между конкурирующими страховщиками, целевыми и резервными фондами — а советская модель стремилась к централизации. Если в социальном страховании отношения между плательщиками (страховщиками) и клиниками построены на рыночной модели — плательщик оплачивает услуги провайдера, то советская система построена на так называемой интегративной модели: медицинские организации административно подчинены и хозяйственно подотчетны финансирующему их плательщику. Поэтому в советской системе плательщик не оплачивает услуги медицинских организаций, а финансирует их работу.
Что мы видим сегодня в большинстве развитых стран? База доходов их здравоохранения полностью или большей частью обеспечивается не страховыми взносами, а общими налогами — как это было в СССР. Ресурсы здравоохранения не «распылены» между множеством страховщиков и фондов: или по-советски централизованно управляются государственным фондом, который объединяет все социальные ресурсы (медицина, пенсии, пособия — так называемое глобальное финансовое управление) — так устроено во Франции и Бельгии, или консолидированы в «едином плательщике», который напрямую оплачивает все виды медицинской помощи гражданам по всей территории страны без какихлибо региональных и страховых посредников — это модель Южной Кореи, Исландии, стран Балтии, Польши, Португалии, острова Тайвань. Авторы научных публикаций в развитых странах все чаще признают, что впервые разработанная в СССР интегральная модель организационного единства плательщика и провайдера и замена оплаты услуг клиник финансированием их работы — самый передовой метод, который позволяет лучше управлять качеством медицинской помощи и расходами на ее оказание, исключить навязывание услуг и «снятие сливок» врачами. По этой модели сегодня работают скандинавские страны, здравоохранение Израиля и даже серьезный бизнес. Например, одна из крупнейших медицинских корпораций США Kaiser Permanente по-советски объединяет в себе финансирование и оказание медицинской помощи, обслуживая своей сетью около 22 миллионов американцев, в 2020 году ее оборот составил 93 млрд долларов.
Изменчивый мир
Чем обусловлен этот тренд эволюции глобального здравоохранения? С одной стороны, меняются условия, в которых работает система. Глобализация и усложнение экономики, рост ее теневого сектора, развитие офшорных убежищ, диверсификация доходов населения, вытеснение «классических» трудовых отношений неформальной и нестандартной занятостью — все эти факторы делают финансирование общедоступной медицины взносами с зарплат формально занятых регрессивным, несолидарным и недостаточным в условиях старения населения.
С другой стороны, растет осознание вредности децентрализации ресурсов здравоохранения, их распыления между конкурирующими страховщиками, фондами и каналами. Дезинтеграция и падение эффективности управления, неравенство финансирования гарантий разным группам населения и территориям, рост административных и транcакционных издержек, низкая мобилизационная готовность здравоохранения к эпидемиям, катастрофам и войнам — далеко не полный перечень негативных последствий дезинтеграции ресурсов и децентрализации управления ими.
Наконец, во всем мире растет понимание ограничений и даже вредности рыночных отношений в финансировании общедоступных медицинских гарантий. Наиболее востребованные населением мощные медицинские организации — естественные монополисты, которые не конкурируют друг с другом даже в мегаполисах, и уж тем более — в средних и малых городах и сельской местности. Причин много, начиная с невозможности отложенного спроса на медицинскую помощь и заканчивая колоссальной капитализацией больниц, сложной организацией их работы и уникальностью ключевых специалистов. При этом рыночные отношения дают клиникам широкие возможности для «снятия сливок»: навязывание ненужных услуг, селекция наиболее «выгодных» пациентов и отказ в помощи «невыгодным» под благовидным предлогом.
Дайте в таких условиях клиникам-монополистам рыночную свободу тарифов, и для финансирования здравоохранения понадобятся астрономические деньги. Именно это мы видим в США, где свобода рыночных отношений не позволяет гарантировать общедоступность медицинской помощи при расходах на здравоохранение более 16% ВВП и при очень скромных показателях здоровья населения.