Здесь будет город заложён
К востоку от Урала предлагается построить несколько новых крупных городов и производственных центров, а Большой Владивосток станет первым миллионником на Дальнем Востоке. Есть ли рациональное зерно в этих мегапроектах и насколько они реализуемы?
Министр обороны России и глава Русского географического общества Сергей Шойгу выступил с корпусом идей о новом импульсе развития востока России. В начале августа на встрече с учеными Сибирского отделения РАН он заявил о необходимости строительства в Сибири трех–пяти научно-промышленных центров с населением от 300 тысяч до миллиона человек. Спустя несколько недель Шойгу развил свои соображения в программном интервью РБК.
По мнению министра, научно-промышленные и экономические центры должны будут стать «новыми полюсами притяжения как для населения всей России, так и наших многочисленных соотечественников в странах СНГ и дальнем зарубежье».
Помимо городов Сергей Шойгу также указал на целесообразность создания в Сибири нескольких специализированных производственных кластеров: медного и электротехнического, алюминиевого, лесопромышленного, углехимического.
А недавно стало известно об идее создания первой миллионной агломерации на Дальнем Востоке. В конце августа глава Минвостокразвития Алексей Чекунков рассказал о планах создания нового города на Дальнем Востоке, в Приморском крае. Город под названием Спутник разместится недалеко от Владивостока. Тогда Большой Владивосток, агломерация из Владивостока, Артема и Спутника, будет насчитывать порядка 1,1 млн жителей. А уже 3 сентября на Восточном экономическом форуме председатель правительства Приморья Вера Щербина, представители Министерства России по развитию Дальнего Востока и Арктики, Корпорация развития Дальнего Востока, корпорации развития ВЭБ.РФ и ее девелоперская «дочка» «Прогород» подписали соглашение о строительстве города.
Такие новости вызвали предсказуемый ажиотаж. Еще бы: новых городов такого масштаба в России не создавалось уже давно. В постсоветский период мы имели дело с расширением уже существующих (и объективно перенаселенных) городских агломераций Москвы и Санкт-Петербурга. Взрывной рост населения Тюмени и Краснодара, а также, чуть меньшей интенсивности, Новосибирска, Сочи и Улан-Удэ происходил естественным путем, за счет внутренней миграции.
Попытки создать новые города на «собственной» экономической базе были единичными, весьма скромными и обычно сводились к «привязыванию» к уже существующему городскому центру. Так, официальная столица Ингушетии Магас (город с 2000 года) имеет население чуть больше 13 тыс. человек и, по большому счету, представляет собой просто микрорайон Назрани, формально выделенный в отдельное муниципальное образование. Иннополис под Казанью вообще нельзя назвать полноценным городом даже с большой натяжкой — это менее тысячи человек постоянного населения, хотя проект реализуется с 2012 года.
Довольно реалистичным можно назвать проект строительства города Усть-Луга с населением 60 тыс. человек на базе одноименного порта. Порт стал настоящими морскими воротами России, здесь развитая транспортная инфраструктура, а кроме того, заявлен целый ряд крупных промышленных инвестиционных проектов. Но здесь ожидается всего 60 тыс. горожан в почти идеальных для градостроителей условиях.
Нам же обещают целый букет на порядок более крупных градостроительных проектов к востоку от Урала — на территориях, которые уже десятилетиями, с самого начала рыночных преобразований в стране, теряют население, хотя и без того не могли похвалиться его избытком.
Замысел министра дерзок, романтичен и многим, включая авторов данной статьи, эмоционально близок. Но насколько реализуема мечта Сергея Кужугетовича?
Навстречу солнцу
Михаил Ломоносов говорил: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном». В смысле хозяйственном великий русский ученый оказался весьма прозорлив: не будет преувеличением сказать, что наша экономическая мощь уже давно держится на ресурсах Зауралья и Арктики. А вот демографический вклад восточных земель для России не столь велик.
Русская колонизация грандиозных пространств к востоку от Урала началась еще в XVI веке с победоносного похода казачьего атамана Ермака Тимофеевича против Сибирского ханства. Сравнительно небольшое ханство, часть современной Тюменской области, с легкой русской руки дало имя огромной территории, простирающейся на тысячи километров к востоку от Уральских гор.
Львиная доля земель Сибири и Дальнего Востока была присоединена к России еще в XVII веке: Охотск, первый русский город в тихоокеанской акватории, был основан еще в 1649 году. Близкие к современным очертания Сибирь и Дальний Восток приняли в XIX веке, когда Николай Муравьев-Амурский, заключив в 1858 году Айгунский договор с маньчжурской династией, включил в состав нашей страны земли Приморья и Приамурья.
Однако несмотря на приличный срок, колонизация долгое время шла ни шатко ни валко. На конец XVIII века налоговые «переписи» (ревизии) оценивали население Сибири (имперская статистика включала в это понятие и Дальний Восток) всего в 1,2 млн человек, к 1858 году оно выросло до 4,3 млн человек. Значительный прирост — но это всего лишь 6% населения империи (без Польши и Финляндии) на тот момент. Первая в России «настоящая», по всем правилам демографического учета, перепись 1897 года обнаружила в Сибири 5,8 млн человек (5% населения империи без Польши и Финляндии).
Ситуация стала принципиально меняться со строительством Транссибирской магистрали (1891–1916) и запуском правительством Петра Столыпина программы переселения крестьян. Последняя предполагала безвозмездное выделение переселенцам земельных угодий и предоставление льготных ссуд на обзаведение на новом месте. С 1906 по 1914 год по этой программе в Сибирь переселилось 3,8 млн человек. К началу мировой войны в Сибири жило уже свыше 10 млн человек.
Имела место не только крестьянская колонизация — строились и новые города. В том числе централизованно, «указом сверху». Иногда успешно, чему примеры Владивосток (основан в 1860 году), Хабаровск (1858) и Благовещенск (1856). Иногда не очень. Например, заложенный в низовьях Амура Софийск, на который возлагались большие надежды (он даже авансом был назначен уездным городом), так и не «взлетел». Его перевели в статус села еще в том же XIX веке.
Советская колонизация Сибири и Дальнего Востока имела три ипостаси. Одна печальная, лагерная, завершившаяся к середине 1950-х. Вторая, куда менее известная сейчас широкой публике, — это продолжение политики аграрной колонизации этих земель. Около 300 тыс. человек переселились туда из голодающих губерний Европейской России в начале 1920-х. Порядка 1,2 млн человек в дальнейшем, в довоенный период, было переселено по программам планового переселения. Еще 320 тыс. человек осели в селах Сибири в середине 1950-х при освоении целины.
Но главная ипостась советского периода освоения Сибири и Дальнего Востока, конечно же, индустриальная. Осваивались месторождения полезных ископаемых, строились электростанции и промышленные предприятия-гиганты. А для их обслуживания возводились новые города — причем часто буквально в чистом поле. «Целлюлозно-бумажные» Братск и Усть-Илимск, шахтерские города Кузбасса и Нерюнгри, Дивногорск и Магадан, Комсомольск-на-Амуре и Мирный. И конечно же, бросающий вызов самой природе Норильск. Перечислять все это можно долго.
Дальний Восток в советское время даже имел шансы обзавестись крупным судостроительным центром. Кластер, как сказали бы сегодня, крупнотоннажного судостроения и морского приборостроения был запланирован в Советской Гавани, сам город должен был взять отметку 220 тыс. жителей.
Но не успел. Советский Союз распался, Россия пошла по пути рыночных преобразований. Для экономики Сибири и Дальнего Востока, которая десятилетиями формировалась не за счет органического развития этих территорий, а как раз за счет вот этого комсомольского «штурма и натиска», отказ от плана стал катастрофой.
Восточные регионы России понесли наибольший экономический ущерб в ходе рыночных преобразований, за чем последовала и неуклонная их депопуляция. Если перепись населения 1989 года обнаружила в восточных экономических районах страны (Западно-Сибирском, Восточно-Сибирском и Дальневосточном) 32,1 млн человек (21,8% населения РСФСР), то по переписи 2002 года в соответствующих регионах осталось 30,1 млн человек (20,7% населения России), по переписи 2010 года — менее 29 млн человек (20,3%). На отдельно взятом Дальнем Востоке за 1990-е годы население сократилось почти на четверть.
В начале 1970-х существовали прогнозы, согласно которым к 2000 году Хабаровск выходил на численность населения 850 тыс. человек, а Владивосток к тому же горизонту немного недотягивал до миллиона. А весь Дальний Восток, без Забайкалья и Бурятии, должен был выйти на численность 12 млн человек. Сейчас население ДФО, вместе с Забайкальем и Бурятией составляет 8,1 млн человек, а без них — 6,2 млн, ровно половина целевой численности на начало нынешнего столетия.
Людей нет
«В основе задумки Шойгу есть разумное зерно: Сибири объективно не хватает нескольких полноценных центров экономического роста. Но условий для реализации проекта в формате строительства новых городов сейчас нет», — говорит научный сотрудник географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, председатель Совета по изучению производительных сил Дмитрий Землянский. — У страны сейчас нет ни демографических, ни финансовых ресурсов, чтобы создать в Сибири несколько новых миллионников. В стране плохая демографическая ситуация, рождаемость падает, смертность до пандемии снижалась медленно, а в последнее время выросла, при этом внутрироссийская миграционная подвижность в последние годы снизилась. То есть, даже если мы очень захотим построить эти новые миллионники, заселить их можно будет только за счет колоссального притока внешних мигрантов. Я не думаю, что кто-то хочет получить в Сибири место концентрации мигрантов из стран Центральной Азии».
«Если новые города окажутся действительно привлекательными, то обезлюдеет в первую очередь не Москва, обезлюдеют соседние сибирские города. В девяностые географы много писали о “пристоличной пустыне”, о теряющих население Тверской, Новгородской областях, население из которых как магнитом вытянуло в ближайшие Москву и Петербург. Вот ровно такая пустыня и образуется в Сибири: новые города просто обескровят существующие, в первую очередь именно в Сибири: переезжать из Сибири в Сибирь проще, чем из любой другой локации. Это просто сто процентов», — отмечает доцент географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Надежда Замятина.
«Система расселения в России в целом сложилась, — считает директор Центра экономической географии и регионалистики РАНХиГС Степан Земцов. — Есть основной каркас расселения в европейской части, который при движении на восток становится все уже и лишь тонкой “струйкой” протягивается вдоль Транссиба за Байкалом. Строительство за границами основной полосы расселения крупного города — это маловероятное событие с точки зрения естественного развития. Значит, придется приложить непомерные усилия, направить существенно больше средств, чем подобный же проект мог стоить в европейской части страны. С экономической точки зрения это вряд ли может быть эффективным».
Точки роста на востоке России
Коллекция кормит себя?
Как подчеркивает профессор географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Вячеслав Бабурин, единственное реалистичное место создания нового миллионника за Уралом — это район Владивостока: «Можно построить город на 300–500 тысяч населения где-то между Владивостоком и Артемом, что превратит Владивосток в миллионную агломерацию и, собственно, завершит ее формирование. Объективных предпосылок для формирования других новых миллионников к востоку от Урала нет».
«Для Большого Владивостока вопрос, где будут работать люди, неправильный, потому что город испытывает сегодня жуткую нехватку людей, — говорит совладелец компании DNS Group Дмитрий Алексеев. — Фундамент экономики Владивостока — логистика: порт, перевалка и все, что с этим связано. Логистика могла бы развиваться гораздо сильнее, если бы не дефицит людей. А за логистикой идет торговля. Торговля тянет за собой кастомизацию, ну и так далее. Даже если взять только логистику и торговлю, работа для обеспечения общей численности жителей Владивостокской агломерации в полтора-два миллиона человек точно будет».
Кроме того, г-н Алексеев убежден, что начиная с какого-то момента развития агломерации вопрос рабочих мест решится сам собой: «Я верю в то, что люди создают экономику там, где им комфортно жить. Они развивают вокруг себя хозяйственную деятельность, причем не только в тех отраслях, которые принято относить к креативным, — в некреативной экономике тоже».
DNS — один из крупнейших федеральных ретейлеров со штаб-квартирой во Владивостоке, торгующий электроникой и бытовой техникой, с 2007 года развивает и собственное производство компьютерной техники и аксессуаров. Несколько лет назад компания начала развивать и девелоперский бизнес. На Восточном экономическом форуме 2019 года она презентовала собственный проект строительства нового жилого района на 20–25 тыс. жителей под Владивостоком под рабочим названием DNS City. На участке в 112 га предполагается построить новую штаб-квартиру компании, 600 тыс. кв. м жилья, 50 тыс. кв. м офисов и 60 тыс. кв. м коммерческой недвижимости. Мастер-план проекта исполнила испанская Citythinking, проект выглядит очень симпатично.
Возможно, именно пример DNS подвиг руководство Минвостокразвития инициировать более масштабный градостроительный проект неподалеку от DNS City, тоже в Надеждинском районе. Дмитрий Алексеев приветствует такую инициативу: «Для форсированного развития Владивостокской агломерации нужен и важен федеральный импульс. Естественным путем, усилиями только бизнеса и местных властей, история не “взлетит”. У нас не получится повторить путь Тюмени или Краснодара, прирастивших население за последние двадцать лет на триста тысяч человек каждый естественным путем. И получить во что бы то ни стало агломерацию-миллионник — это не абстрактная цель и красивая цифра. Миллионник станет следствием того, что это будет комфортным местом для жизни людей».
Денег тоже нет
Другой интересный момент — финансирование этих градостроительных фантазий.
Как следует из данных Росстата, средняя себестоимость строительства квадратного метра жилья в регионах Сибири и Дальнего Востока, если не забираться на Крайний Север, составляет не менее 70 тыс. рублей. Приняв жилищную обеспеченность в 30 кв. м на человека (очень осторожная оценка, в Европе показатели куда выше, — а нам, не стоит забывать, нужно привлекать людей в заведомо климатически проигрышные регионы), получим, что только строительство жилого фонда гипотетического нового города на 300 тыс. жителей обойдется не менее чем в 630 млрд рублей. При увеличении целевого ориентира по населению до 500 тыс. человек смета вырастет до 1,1 трлн рублей, жилфонд для миллионника будет стоить не менее 2,1 трлн рублей.
А к этому ведь необходимо добавить затраты на социальную инфраструктуру и благоустройство — еще 25–30% к смете. А еще объекты энергетики, транспорта, коммунальное хозяйство — мы ведь говорим о создании новых городов, которые не смогут «паразитировать» на уже существующей инфраструктуре.
И конечно же, фактор логистический.
«Себестоимость инфраструктурного строительства напрямую зависит от логистической доступности места такого строительства. Соответственно, в отдаленных, труднодоступных регионах логистические расходы могут если не превышать, то, по крайней мере, быть сопоставимыми с затратами на материалы, работы, проектирование и так далее», — отмечает управляющий партнер BMS Group Алексей Матюхов.
По его словам, в мировой истории, включая СССР и другие страны с большими территориями, освоение дальних регионов всегда осуществлялось в рамках государственных инициатив.
«В Китае строительство новых городов было обусловлено промышленной производственной экспансией, а в СССР города нередко возводились на местах каких-либо месторождений или в потенциально важных, но еще не освоенных логистических узлах. Таким образом, привлекались либо крупные финансовые государственные ресурсы, либо условно дешевая рабочая сила, как труд заключенных. То есть в современной истории такие проекты реализовывались в основном в странах с централизованной экономикой. В настоящее время реализация подобных проектов может принести пользу не только государству и экономике в целом, но и, в частности, Минобороны. Те ресурсы и наработки, которыми ведомство обладает, могут быть масштабированы и правильно применены при освоении таких отдаленных территорий. И это, безусловно, важный фактор для увеличения значимости и объемов финансирования этого министерства, мотивирующий фактор, которым руководствуется Шойгу, лоббируя эти проекты», — говорит Алексей Матюхов.
Чиновники соглашаются, что такие колоссальные проекты потребуют активного государственного участия.
«Силой одного только частного капитала обновлять города или создавать новые невозможно, — отметил Алексей Чекунков в эксклюзивном комментарии “Эксперту”. — Участие в таких проектах государства должно быть пропорционально масштабу существующих проблем и поставленных задач. При этом опираться только лишь на советский опыт хозяйственного освоения региона и действовать по лекалам того времени вряд ли возможно. Нужны новые инструменты. Инвесторам, строительным компаниям, готовым участвовать в проектах комплексной застройки на Дальнем Востоке, будут предложены беспрецедентные условия».
По словам министра, уже разработан комплекс мер, направленных на поддержку проектов комплексного развития территорий — «Дальневосточный квартал». Компании-участники получат статус резидентов территории опережающего развития, сопутствующие налоговые льготы и меры поддержки. Для реализации пилотных проектов совместно с регионами уже определены восемь наиболее перспективных земельных участков, на каждом из которых можно построить от 100–200 тыс. до миллиона квадратных метров. Такой подход позволит снизить цены на жилье: экономика масштабных проектов в сочетании с мерами господдержки позволит предложить жилье по стоимости ниже среднерыночной. Доступность цены будет одним из ключевых критериев таких проектов.
«Строек коммунизма» не будет
Второй стороной «сибирской инициативы» Сергея Шойгу, как было указано выше, является идея создания производственных кластеров, нацеленных на переработку сибирского сырья в продукцию с высокой добавленной стоимостью.
Напомним, что между Братском и Красноярском предлагается создать промышленный центр «Медь и электротехника», там же — кластер, полностью сфокусированный на производстве продукции высоких переделов по переработке алюминия. В районе Канска предлагается создать центр углехимического производства (практически отсутствующая сейчас в России отрасль), в районе Лесосибирска — кластер «Лес и строительные материалы».
Шойгу подчеркивает, что проекты создания новых городов и производственных центров увязаны и должны быть синхронизированы. То есть вполне советская логика: строим новые заводы в нужных нам районах освоения, под созданные рабочие места строим новые города.
Несколько десятилетий назад это сработало бы. Сейчас — нет. И дело даже не в экономическом устройстве, а в развитии технологий. В начале XX века металлургическое предприятие полного цикла (от доменной печи до стального проката) требовало 10 тыс. рабочих на 1 млн тонн годовой продукции, сейчас менее тысячи. АвтоВАЗ полвека назад потребовал создания целого города, сопоставимые новые автопроизводства как работодатели едва заметны в своих регионах.
«Идея с производственными кластерами выглядит более разумной. Но современное производство благодаря развитию технологий не требует много людей. Это первые сотни занятых, на крупных промышленных комплексах. А в общей сложности — тысячи рабочих мест в новых кластерах. Уже не будет появляться таких производственных площадок, которые требовали бы десятков тысяч рабочих рук. То есть, даже если мы каким-то образом поселим миллионы новых людей в Сибири, чем они там будут заниматься? О чем-то реально можно говорить, если рассматривать не миллионники, а относительно небольшие города, привязанные к существующей инфраструктуре, центрам расселения», — считает Дмитрий Землянский.
«Общее основание для появления новых городов в советский период — создавались промышленные комплексы, связанные с отработкой очень нужных или очень эффективных ресурсов, — говорит научный руководитель Института экономических исследований ДВО РАН академик Павел Минакир. — А уже под них создавались жилые комплексы и социальные системы, пусть и не слишком развитые. Но все это создавалось не потому, что хотелось собрать в одной точке много людей, а потому, что требовались рабочие руки для сооружения уже запланированных производственных комплексов. Но эти производства создавались под уже имеющуюся потребность в каждом переделе, от сырья и выше. Будущие потребители и объемы поставок были заранее расписаны. Проблема была одна: построить, создать новое производство. Кроме того, в ряде случаев решения о размещении производительных сил, а следовательно, и городов принимались исходя не из экономических, а стратегических — освоенческих, военно-политических — соображений. Хрестоматийный пример — создание Комсомольска-на-Амуре в 1932 году как базы для авиационного и судостроительного заводов. Сегодня задача усложнилась. Живем в рынке, спрос на продукцию более высоких переделов весьма неопределенный, он не всегда артикулирован и понятен, а во многих случаях закрыт импортом. А Шойгу (или его советники) продолжает мыслить категориями учебников 1930–1940-х годов».
Сама идея кластеров при этом может быть вполне разумной, если отвязать ее от строительства городов и больше внимания уделять технологической стороне вопроса.
«Что касается идеи производственных кластеров, это можно считать чем-то вроде возвращения к идее территориально-производственных комплексов (ТПК) в новых условиях, с менее ярко выраженным государственным влиянием, — отмечает Вячеслав Бабурин. — У нас в советское время роль государства была велика, в девяностые годы государство вообще отстранилось от управления производством. Сейчас мы наблюдаем возвращение государства к промышленной политике. Я полагаю, в Сибири и на Дальнем Востоке нужно не создавать новые города под производственные кластеры, а развивать города существующие. Как я это называю, низкоплотные агломерации. То есть развивать транспорт, чтобы обеспечить высокую транспортную связность между существующими городами и новыми производственными комплексами».
Крупный бизнес, работающий в отраслях, имеющих отношение к «кластерам Шойгу», относится к инициативам министра позитивно. «СУЭК безусловно заинтересован в развитии углехимии, благодаря которой в мире производится около 200 тысяч наименований продукции для множества отраслей — от медицины до строительства и металлургии. Но с одной оговоркой: работа углехимических производств должна быть рентабельной, — сказал “Эксперту” Сергей Григорьев, заместитель генерального директора — директор по связям и коммуникациям СУЭК. — Пока технологии, которые используются в России, слишком дороги, что обусловливает низкий спрос на продукцию углехимии. Но технологии развиваются, в том числе при поддержке государства, региональных властей, в частности губернатора Кузбасса Сергея Евгеньевича Цивилева. И СУЭК в этом вопросе не внешний наблюдатель».
Как рассказал Сергей Григорьев, в состав СУЭК входит исследовательский институт СибНИИуглеобогащение, который много лет занимается развитием углехимии и достиг неплохих результатов. Например, в нефтепереработке и химической промышленности применяется в качестве сорбента наша мелочь коксовая; в производстве технического кремния, алюминия и ферросплавов используется наш коксовый брикет. Хорошо известна в Сибири такая разработка СУЭК, как бездымное топливо, так называемый сибирский брикет. Его производят на предприятии СУЭК в Красноярском крае. Эта разработка получила несколько наград на всероссийских конкурсах. «Спрос на эту продукцию есть не только в Красноярске, но и в других сибирских регионах. Так что развитие в этом направлении идет, и СУЭК будет продолжать осваивать и разрабатывать соответствующие технологии», — резюмировал Григорьев.
Масштаб откалибруют проекты
Итак, вряд ли строительство новых крупных и сверхкрупных городов разумно считать доминантой развития Востока России в обозримое время. Стоит отказаться от гигантомании вроде строительства новых миллионников и переориентироваться на развитие существующих городских агломераций, в том числе посредством развития транспортных сетей и перемещения части населения из экологически и социально неблагоприятных районов старых городских центров в новые города-спутники.
Что касается развития на базе существующих низкопередельных производств следующих «надстроек» создания стоимости с последующим образованием вокруг них интегрированных кластеров, то эту идею можно только приветствовать. С двумя оговорками. К планированию таких центров и кластеров надо привлекать бизнес, при этом роль государства — увязка интересов бизнеса с интересами развития регионов и конкретных территорий, это во-первых.
И во-вторых, придется найти в себе силы отказаться от целеполагания развития подобных центров в терминах количества населения. И при этом дорожить каждым работником и каждым жителем этих не слишком ласковых для обитания человека мест. Не только на словах: нужны транспортные льготы, коэффициенты к зарплате, специальные подъемные, не только корпоративные, но и, возможно, от государства — любые инструменты привлечения за Урал работников и их семей чрезвычайно важны и нужны.
Нужно создавать отдельные точки роста с понятной экономикой (чем конкретно будут заниматься эти люди) и куда меньшими масштабами по численности населения. Можно вспомнить, что еще в середине XX века географы задавались вопросом об оптимальной величине города и пришли к выводу, что при достижении определенного порога концентрации населения в агломерации издержки поддержания ее существования начинают перекрывать положительные эффекты для экономики.
«Моя давняя идея, я развиваю ее уже лет пятнадцать, состоит в том, что для развития Дальнего Востока нужно создать дугу опорных городских поселений, и конфигурация этой дуги уже есть: это Южно-Сахалинск — Владивосток — Хабаровск — Благовещенск. Сейчас к ним надо добавить Читу и Улан-Удэ. Нужно привести в порядок эти города, чтобы они действительно стали центрами притяжения и населения, и бизнеса. Пусть они не будут миллионниками, гораздо важнее, чтобы они выполняли роль реальных полюсов притяжения экономической активности», — отмечает Павел Минакир.
График 1: Молодые люди перестали уезжать с Дальнего Востока
Сегодня экономическая ситуация на Дальнем Востоке лучше, чем в большинстве регионов страны. Территория избежала обвального падения реальных доходов населения: во втором квартале 2021 года в Приморье, Амурской, Магаданской и Сахалинской областях они даже выросли в сравнении со вторым кварталом 2013-го на 0,1–4,8%. Среднедушевые денежные доходы в Приморье и Хабаровском крае составляют 40–45 тыс. рублей, совсем скромно по московским меркам, но примерно на треть выше, чем в старопромышленной Липецкой и новоиндустриальной Калужской областях (33–34 тыс.).
Лишь некоторые регионы Дальнего Востока остаются лидерами по темпам убыли населения: с 2010 года Магаданская область и Еврейская АО лишились 12% жителей. При этом в «этнических» Якутии и Бурятии население растет, а в Приморье и Хабаровском крае убыль составила умеренные 4%. Из последних двух регионов прекратился отток молодежи, более того, если верить статистике, люди вновь начали приезжать туда жить и работать. Согласно нашим расчетам по данным Росстата, поколение мужчин в возрасте от 21 до 30 лет в более благоприятных для жизни регионах Дальнего Востока, Приморском и Хабаровском краях, сейчас на 13–14% выше численности поколений тех же годов рождения пятнадцать лет назад, хотя лет десять назад поколения к этому возрасту теряли 10% представителей (см. график 1).
Влас Рязанов, старший научный сотрудник Института экономики РАН, к. г. н.
График 2: Субъекты РФ, где с 2014 г. число жителей выросло или сократилось больше чем на 5%
Лидеры роста численности населения с 2014 года (когда социально-экономическая ситуация в России резко ухудшилась) — это, как правило, регионы с относительно молодым населением и высокой по отечественным меркам рождаемостью. Это национальные автономии Северного Кавказа (Ингушетия, Чечня, Дагестан) и Сибири (Тыва), край молодых мигрантов Тюмень и Югра. Из последних двух люди почти не уезжают, а вот трудоизбыточные национальные республики за счет миграции население теряют. Менее многочисленная группа регионов — те, чье население растет только за счет миграции, а иначе сокращалось бы из-за низкой рождаемости. Это экономически развитые и привлекательные для жизни пригороды Москвы и Питера, а также приморские Калининградская область и Краснодарский край (см. график 2).
Среди аутсайдеров демографического роста прежде всего территории с суровыми климатическими условиями и несложными экономиками, как на севере Европейской России (Коми, Архангельская область), так и на Дальнем Востоке (Еврейская автономная и Магаданская области). Традиционно теряют жителей и регионы черноземной и нечерноземной глубинки, где из-за многолетней миграции молодежи уже очень пожилое население. Некий промежуточный тип представляет собой Курганская область — небольшой аграрный регион на юге Западной Сибири, откуда людей выдавливают не самый теплый климат и экономическая периферийность.
Влас Рязанов, старший научный сотрудник Института экономики РАН, к. г. н.
Сравнительный рост городов России, 1989–2021
В России более 1100 городов, и 171 из них сегодня дает кров более чем ста тысячам жителей.
На демографию городов накладывает отпечаток не столько естественный прирост (который тоже весьма различен и на большом интервале проявляет себя), сколько миграционный. Необходимо также учитывать административные преобразования — вхождение малых населенных пунктов в состав городов. Из стотысячников таких минимум 44. Мы постарались учесть эти слияния (вычищали экстремальный разовый прирост в течение одного года). Например, население Воронежа увеличилось за 30 лет не на 19%, а всего лишь на 8% — остальной прирост был не органическим, а за счет поглощения соседних муниципалитетов. У Калуги при формальном росте населения на 7% на самом деле собственное население уменьшилось на 1%. И уж совсем вопиющая картина в Норильске. Здесь, если отбросить «слияния и поглощения», вместо 5% формального роста окажется реальное сокращение численности ядра заполярной агломерации на 21%. Далее все расчеты будем давать по очищенным данным.
Лидеры и аутсайдеры в конкуренции за головы и руки на Востоке России
Среди городов-стотысячников рост на отрезке последних 30 лет наблюдался у 57%, самый большой показатель в СКФО — 79%, самые низкие показатели в Дальневосточном округе (из 10 городов увеличила численность ровно половина) и в Северо-Западном (48%, 10 городов из 21).
Среди 15 городов-миллионников наибольший прирост населения зафиксирован в Москве (43%, хотя на самом деле, вероятно, больше), Красноярске (26%), Казани (16%), Екатеринбурге (15%), Новосибирске (14%) и Ростовена-Дону (13%). Но шестизначная цифра в графе «население» вовсе не гарантирует благополучия. За три десятка «рыночных» лет на 11% сократилось население Нижнего Новгорода, на 6% — Самары и на 1% — Омска. Почти нет прироста в Перми и Волгограде.
Интересно, что в большинстве случаев даже в депрессивных регионах население столиц и крупных городов растет или хотя бы не так быстро сокращается. Но есть и исключения. Так, население Самары сократилось на 6%, в то время как население региона уменьшилось лишь на 3%. Нижний Тагил растерял 22% жителей, тогда как Свердловская область уменьшила численность существенно меньше — на 9%. При сокращении населения Ростовской области на 3% Таганрог потерял каждого шестого жителя. И совсем обидно за Армавир: при том что население Кубани выросло на 22%, число армавирцев уменьшилось на 2%.
Но в целом наблюдается закономерность: чем меньше город, тем больше населения из него бежит. Впрочем, есть города с уменьшающимся населением и в Московской области: Коломна, Серпухов, Орехово-Зуево, Ногинск. Некогда крупные промышленные центры, теперь они неудобны для маятниковой миграции в Москву.
Из 10 городов с населением свыше 100 тыс. жителей в ДФО больше всего вырос Якутск (+77%), при том что вся Якутия потеряла 9%; Южно-Сахалинск увеличил численность на 18%, тогда как вся область лишилась без малого трети жителей. Аналогичная картина и в других регионах Дальнего Востока. Амурская область в целом обезлюдела на 17%, а ее столица Благовещенск нарастила численность на 10%. Приморье распрощалось с 17% жителей, тогда как столица края, Владивосток, сократила численность сравнительно умеренно (–5%), а Уссурийск умудрился увеличить население на 10%. В Хабаровском крае (общее сокращение населения на 19%), столица даже чуть нарастила число жителей, а вот второй крупнейший город, промышленный Комсомольск-на-Амуре, обезлюдел почти на четверть (–23%).
Сейчас в городах с населением свыше 100 тыс. жителей проживает 52% населения России, тогда как в 1989 году в этих же городах РСФСР (а не свыше 100 тыс. жителей на тот момент) — 46%. В миллионниках сейчас живет 23%, в 1989 году — 19%. За это время миллионники выросли на 18%, а стотысячники без миллионников — на 5%. То есть наблюдается процесс концентрации населения в крупных городах.
Сергей Селянин, АЦ «Эксперт»
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl