Ближний и Средний Восток обречен на трансформацию

ЭкспертОбщество

Ближневосточный разлом

Ближний и Средний Восток обречен на трансформацию. В чьих интересах она пройдет и где интерес России?

Дмитрий Евстафьев*

Акция протеста в Тегеране после убийства иранского генерала Корпуса стражей Исламской революции Касема Сулеймани. Фото: Zuma\TASS

Последний всплеск напряженности в ирано-американских отношениях, разрешившийся скоротечным обменом ракетными ударами и стоивший жизни пассажирам украинского «Боинга», вновь обозначил основные линии военно-силовой напряженности в регионе, формировавшиеся последние тридцать лет, с момента американской операции «Буря в пустыне» в 1991 году. Трансформация Ближнего и Среднего Востока уже давно напрашивалась: к ней начинали подбираться еще с конца 1970-х, когда на фоне Кэмп-Дэвидского процесса появились концепции более глубокого переформатирования региона, известные под общим условным наименованием «новый Большой Ближний Восток». Политически они были направлены на преодоление «колониального наследства» и формирование принципиально новой политической архитектуры региона, позволяющей США управлять процессами политического и экономического развития.

Концепция нового Большого Ближнего Востока циркулирует в западных политических и экспертных кругах с конца 1970-х годов, странным образом совпав с «исламской революцией» в Иране. Концепция построена на изменении границ государств в соответствии с их этническим составом при демократизации политических режимов. Она связывается с деятельностью американских востоковедов Бернарда Льюиса и Ральфа Петерса, продвинувших свои идеи в политические круги в США и Великобритании.

Важное отличие сегодняшнего дня от ситуации, сложившейся после разгрома режима Саддама Хуссейна в Ираке в начале 2000-х годов и начала распада иракской государственности, создавших политические условия для переформатирования, заключается в том, что теперь для таких процессов появилась полноценная геоэкономическая перспектива: рост активности альтернативных США внешних игроков в регионе (Китая, ЕС и России) создает возможности формирования новых центров экономической консолидации.

Ближний и Средний Восток обречен на трансформацию, и главный вопрос не в том, какой кровью эта трансформация обойдется. Вопрос в том, кто и в чьих интересах будет управлять этой трансформацией и на какое время регион будет выключен из развития мировой экономики, где доминируют процессы регионализации.

Salampix/Abaca

Три логики трансформации региона

Проблема США в том, что в Вашингтоне во все политические эпохи искренне считали, что переформатировать регион могут только они. Начиная со второй половины 1980-х это было именно так, но времена меняются, и сегодня мы имеем дело со столкновением в регионе трех логик: американской, иранской и турецкой. Конечно, и другие страны имеют в регионе свои интересы и позиции. Саудовская Аравия, судорожно пытающаяся найти модель выживания в море нестабильности, которую Эр-Рияд сам же и стимулировал. Китай, рассматривающий регион как важнейший вектор геоэкономической экспансии. Германия, Индия, Япония и, естественно, Россия, претендующая на статус важнейшего военно-дипломатического посредника. Но все эти силы действуют в пространстве, создаваемом столкновением логик поведения, реализуемых в регионе США, Турцией и Ираном, пытаясь их изменить или вовсе сломать в свою пользу.

Иранская логика проистекает из переоценки опыта первой волны экспансии Ирана на Ближнем и Среднем Востоке в 1985–1990 годах, связанной с эксплуатацией потенциала идеологической экспансии неошиизма и созданием сети радикальных проиранских шиитских организаций. Многие созданные в тот период организации, например «Хезболла», не просто выжили, но превратились во влиятельных игроков средне- и ближневосточной политики, впрочем, несколько поубавив в радикальности. Смысл нынешней, третьей по счету волны, вероятно, можно охарактеризовать как попытку трансформации политического влияния в контроль пространства и институтов государства. Так, проиранские силы действуют в Ираке, Ливане и Йемене, в меньшей степени в Сирии и Бахрейне. Новая логика вполне естественным образом проистекает из попытки создать более респектабельный образ и Ирана, и неошиизма, а также из усилившегося влияния сторонников прозападной, преимущественно проевропейской линии в иранской элите. Но стратегические цели и возможности Ирана наталкиваются на внутреннюю разобщенность в элите, отсутствие среднесрочного консенсуса развития, нарастающие внутренние социально-экономические проблемы и низкую дисциплину на среднем политическом и военном уровне. Но при всей геополитической оправданности своих действий Иран действует в последние три года в условиях стратегического цейтнота.

Турецкая логика наиболее очевидна и откровенна. Анкара еще до того, как Реджеп Эрдоган начал считаться авторитарным правителем, убедилась в том, что для реализации концепции неоосманизма одной мягкой силы недостаточно и что основой для влияния Турции в мире может стать ее новая роль в Восточном Средиземноморье, достигаемая только при условии формирования «большой Турции» с продолжениями в виде контролируемых турецкими и протурецкими силами важных в ресурсном отношении пространств. Территориальное расчленение Сирии и переход Алеппо под контроль протурецких сил мыслился и как преодоление исторической несправедливости, и как шаг в направлении Турции как великой державы Востока, с которой по-другому будут говорить и на Западе. Но турецкая логика столкнулась и с противодействием арабских стран, в том числе считавшейся дружественной Саудовской Аравии, и с чисто военными проблемами, и с экономическим перенапряжением. Сейчас реализация этой логики отложена, но возврат к ней при условии сохранения внутриполитической стабильности в стране — вопрос времени.

Думать, что Дональд Трамп что-то принципиально поменял в политике США на Ближнем Востоке, — большая ошибка. Он просто откровенно говорит о том, что раньше скрывалось за частоколом слов-пустышек («демократизация», «интеграция» и т. п.) эпохи закатной глобализации. Для США вариант трансформации региона, при котором вокруг Ирана в Персидском заливе формируется относительно самодостаточный военно-политический и экономический центр влияния, довольно быстро перерастающий региональные рамки, неприемлем. Американская логика основывается на понимании невозможности сохранения монополии на влияние в регионе, но вполне укладывается в концепцию AA/AD (контроль доступа в регион и предотвращение доминирования в регионе враждебных сил), сводящуюся к тому, чтобы не дать возможности закрепиться в регионе конкурирующей силе — Китаю. Убийство генерала Касема Сулеймани, вероятно, тоже было частью подобной логики.

Но обладают ли США достаточными ресурсами, чтобы сдерживать Иран, опираясь на своих региональных союзников, подобно тому как это происходило в 1980-е, когда энергия экспансии неошиизма была успешно американцами локализована? Конечно, такой вариант наиболее привлекателен, но условия для его реализации существенно изменились. На севере Ирана не потенциальный «фронт» в лице СССР, а «недосоюзник» Россия. Разрушения социальных институтов в таких масштабах, как в первой половине 1980-х годов, уже не происходит, хотя кризис неоисламской политической системы очевиден. А главное, союзники США качественно деградировали, и это касается не только Саудовской Аравии — доверие к США после «арабской весны» и кульбитов Трампа, похоже, находится на очень низком уровне.

Ничего принципиально нового в описанных трех логиках нет. И все они предполагают в той или иной степени изменение «исторических», а на деле политически сконструированных границ. Но США сейчас более чем когда-либо политически и морально готовы сокращать свое присутствие в регионе, хотя они совершенно не готовы быть оттуда выгнанными и тем более не готовы передать контроль над регионом иранцам. Вашингтону куда проще перейти от стратегии управляемого хаоса («арабской весны») к политике хаоса неуправляемого, особенно если внутриполитические издержки для США будут минимизированы. У США сейчас куда большая свобода рук и куда меньшая уязвимость перед «разлетом осколков» от взрыва региона, нежели еще пять-семь лет назад. Особенно если учесть, что США теперь не надо думать о доступе к ближневосточной нефти, — они, скорее, заинтересованы в том, чтобы как минимум часть ближневосточной нефти с рынка ушла. Что касается стимулирования потока нефтедолларов в американские инвестиционные инструменты, то «взрывная» трансформация региона это существенно облегчит.

Иран как фокус трансформаций в регионе

Иран справедливо считается крупнейшим и сильнейшим игроком в регионе, к которому вряд ли какая-то другая страна сможет приблизиться по потенциалу. Более 80 миллионов человек населения после взрывного роста последних двадцати лет с доминированием молодежи. Высокий уровень урбанизации, несомненные успехи в медицине, промышленности, бесспорное усиление влияния на единоверцев во всех частях мира, реальная политическая борьба и публичное оппонирование друг другу различных групп в элите. Огромная внутренняя межнациональная напряженность, сохранение архаики в социальных отношениях, проблемы в сельском хозяйстве и снабжении крупных городов, сохраняющийся, несмотря все усилия, раскол в элите между «реформаторами» и «консерваторами», логистическая несамодостаточность, низкая обученность вооруженных сил, технологическая архаичность, не говоря уже о клановой разобщенности, бегство молодежи из страны и в целом враждебная диаспора… Это тоже Иран.

Иран может справедливо считаться страной с колоссальными социально-экономическими противоречиями. Международные санкции до известной степени эти противоречия законсервировали, приморозили, но очевидно, что пружина начинает распрямляться. Иран категорически нуждается в социально-экономической модернизации, вопрос только, какой ценой и по какой модели. Дальнейшее существование страны в нынешнем формате «посттеократии» и «недоимперии» грозит внутренним взрывом.

Именно поэтому Иран так упорно искал в мире поддержки, но сам не стремился стать кому-либо союзником. И именно поэтому чрезмерное сближение КСИР и лично генерала Сулеймани с Китаем так напугало многих и в Тегеране, и в Куме, и в Вашингтоне, и в Берлине. Ибо выбор модели модернизации неизбежно привел бы к слому сложившегося политического равновесия, в целом устраивавшего элиту, немалая часть которой — это представители состарившихся и стремящихся стать респектабельными семейных кланов.

Иран может стать центром геоэкономической консолидации Среднего Востока как самостоятельного, отдельного от Ближнего Востока макроэкономического региона, не только реализовав свой ресурсный потенциал, но и превратившись в системообразующий глобальный логистический коридор Север — Юг, более того, с учетом его политического и военно-силового потенциала, — в важнейший транспортный узел с векторами в направлении и Восточного Средиземноморья, и Индийского океана. В совокупности с промышленной модернизацией — возможной, впрочем, только при условии преодоления архаики в социальных отношениях — доминирование Ирана в новом субрегионе, включающем в себя и прибрежные области Аравийского полуострова, стало бы естественным.

Но Иран может стать и «бомбой» для региона, взорвавшись изнутри и запустив процессы переформатирования региона по этническому и религиозному принципу, взламывающие не только традиционное политическое деление, но и сконструированные в последние пятьдесят-шестьдесят лет системы экономических отношений. А «запалом» к этой «бомбе» является Ирак, с самого начала своего существования развивавшийся как геополитически несамодостаточное alter ego Ирана, повторяя многие внутренние уязвимости «большого брата», делающего все, чтобы не допустить переход Ирака под контроль недружественных Тегерану сил и тем более превращения его в плацдарм для военно-силового давления на Иран.

Сценарий внутреннего взрыва с последующей «перестройкой» в отношении Ирана выглядит более актуальным, особенно учитывая масштабы социальных противоречий, вылившихся в сравнительно жестокое даже по иранским стандартам противостояние демонстрантов и властей осенью 2019 года, а затем – в январе 2020-го. Налицо явная тенденция радикализации протестов даже по сравнению с 2009–2011 годами, когда была предпринята первая попытка распространить на Иран технологии «арабской весны». Одновременно нарастает раскол в элите, начинающей проявлять склонность к уступкам. Заметно отсутствие у иранского руководства внятной стратегии социальной модернизации, требующей выхода за рамки неоисламской модели развития — основы государственности Ирана. Стратегия социально-экономической модернизации подменяется во многом наивными, если не сказать утопическими надеждами на сотрудничество с Западом, прежде всего с Европой. В целом в Иране созрели многие, если не все условия для начала процесса, который в России именовался перестройкой. И главной ее силой, как и в начале исламской революции 1978–1979 годов, станет многочисленная и почти не имеющая социальных перспектив молодежь, увлеченная лозунгами исправления социальной несправедливости.

Но «перестройка» в иранском ее варианте может быть относительно быстро переведена в силовое русло: политическое руководство страны уже не взрывают (как взорвали 30 августа 1981 года президента Ирана Мохаммада Али Раджаи и премьер-министра Мохаммада Бахонара, а еще раньше — третьего по влиянию человека в Иране Мохаммада Бехешти и 70 человек из руководства Исламской республиканской партии), но кровь в политическом противостоянии для иранцев, похоже, остается делом обычным. А особенно в условиях нарастания противоречий между различными группами иранских силовиков, еще более обострившихся после трагедии с украинским «Боингом».

Как результат мы получим распад традиционного Большого Ближнего Востока на несколько макрорегионов, большей частью несамодостаточных и открытых для внешних манипуляций, наиболее значимым из которых может стать Большой Левант — экономическая и финансовая доминанта Восточного Средиземноморья, где за влияние уже началась жесткая конкуренция.

«Большой Левант» — историческое название мультикультурных территорий Сирии, Ливана, северной части Израиля, Южной Турции, ориентированных на обеспечение торгово-логистических операций на стыке Европы, Африки и Ближнего Востока с выраженной инвестиционной составляющей. Исторический центр развития сельского хозяйства. Попытку нового рывка в аграрных технологиях в Сирии прервала гражданская война.

Другим потенциальным фокусом экономической и политической консолидации может стать Египет, уже сейчас пытающийся обозначить свою доминирующую роль в Северной Африке, в том числе через демонстрацию нового уровня военно-силовых возможностей.

Но часть субрегионов Ближнего Востока, прежде всего Персидский залив, а при «обвальном» сценарии и в целом пространство «от Суэца до Ормуза», на длительный срок (по опыту двух последних войн в Персидском заливе — до десяти лет) выпадет из глобальных экономических процессов, а имеющийся у них сейчас инвестиционный потенциал будет полностью «выметен» из региона.

Фото: Антон Новодережкин/ТАСС

При любом сценарии Ближнего Востока в прежнем виде просто не будет. Вопрос лишь в том, где будет находиться перспективный геоэкономический центр вновь формируемого макрорегиона: как и прежде, в Восточном Средиземноморье, или же он сместится в Персидский залив. В последнем случае на временной дистанции в 12–15 лет, если, конечно, не произойдет большой региональной войны по сценарию «все против всех», мир может столкнуться с возникновением нового глобально значимого игрока, причем не только на ресурсном поле, но и на логистическом, в перспективе — после наращивания военно-силовых «мускулов» — способного играть существенную роль в Южной Азии. Но справедливо сказать, что ключом к трансформациям Ближнего и Среднего Востока, а возможно, и возникновения на этом пространстве нескольких относительно самодостаточных макрорегионов является успешная социально-экономическая модернизация Ирана. Или ее провал.

Россия как интегратор противоречий

«Логика России» не является пока фактором, определяющим будущее региона. Решение России в октябре 2015 года начать операцию по стабилизации в Сирии было продиктовано совокупностью ситуативных факторов, а не стратегическими соображениями. Вряд ли даже самые прозорливые в Москве тогда могли предполагать, что «форточка возможностей», которую для России в глобальной геополитической торговле открывало сохранение режима Башара Асада в Дамаске, превратится в почти распахнутую дверь к возможности играть роль ключевого игрока в определении будущего важнейшего в геоэкономическом плане региона. Такое расширение российских возможностей произошло в том числе в результате сочетания субъективных факторов — в частности, выходящего из-под контроля уже к середине 2016 года политического противоборства в США, а также внутренних проблем Саудовской Аравии. Свою роль сыграла и усталость региона от американской геополитической однополярности и нежелание Вашингтона содействовать модернизации крупнейших стран региона за рамками секторальной индустриализации, как это происходило в Саудовской Аравии и Египте в конце 1990-х и в 2000-е годы.

Таким образом, задача России сводится к тому, чтобы переосмыслить свое присутствие на Ближнем и Среднем Востоке, перейдя от решения ситуативных, во многом самозащитных задач к созданию инструментария для участия в геоэкономическом переформатировании и социально-экономическом развитии региона, при условии отсутствия крупного регионального конфликта способное стать актуальным уже в 2022–2024 годах.

Для России ситуация имеет характер важнейшей геоэкономической «матрешки». Принципиальной становится возможность контролировать значительную часть коридора Север — Юг, превращающегося в важный инструмент модернизации России. Развитие этого глобального логистического коридора — наиболее очевидный и коммерчески осмысленный драйвер не только для ускорения экономического роста, но и для пространственного развития. В свою очередь, важнейшим элементом проекта коридора является система экономического и политического взаимодействия в Прикаспии, создание которой в условиях нестабильности на Среднем Востоке немыслимо. Да и сам коридор в условиях нестабильности в Персидском заливе и Восточном Средиземноморье имеет только ограниченную ценность как однонаправленный канал вывоза ресурсов со Среднего Востока.

Но, как показала ситуация вокруг Сирии, Ирака и до известной степени Иордании, только Россия и дипломатическими, и политико-силовыми методами может предотвратить реализацию США стратегии «направленного взрыва», способного разрушить не только планы стран Ближнего Востока на относительно устойчивое социально-экономическое развитие, но и создать для России прямые военно-политические вызовы в Прикаспии и в ряде регионов Центральной Азии. Но Россия должна ставить и более глубокую задачу: создание и институционализация возможностей управления инвестиционными процессами на Ближнем и Среднем Востоке. И востребованность России не только как военно-силового, но и политико-инвестиционного брокера будет только расти.

Фото: AP Photo/Vahid Salemi

Россия через присутствие на Среднем Востоке должна решить триединую задачу:

— обеспечить предоставление услуг в области безопасности и политического конструирования в Восточном Средиземноморье как минимум и в пространстве Большого Леванта как оптимум;

— обеспечить безопасный оборот инвестиционных ресурсов для экономической модернизации региона, включив его в различных качествах в промышленные и технологические цепочки, которые она контролирует или стремится контролировать;

— стать «незаменимым» партнером для Ирана, если его руководство сможет удержать страну от «сползания в перестройку», для выхода на европейские рынки, а для Китая — на ближневосточные, окружив наших стратегических партнеров таким уровнем заботы и участия, чтобы мысли о возможности неких альтернативных каналов у них не возникало.

Несмотря на все сложности и ограничения российской политики, эти задачи вполне достижимы, особенно если внутри страны начнется реальная социально-экономическая модернизация и реиндустриализации, для чего нужны и инвестиции, и рынки. И то и другое может быть найдено на Ближнем Востоке.

Это же диктует и первоочередную ориентацию России на реализацию проектов на стыке безопасности и логистики, что, в свою очередь, указывает на сферы экономики, становящиеся для присутствия в регионе определяющими: безопасная и защищенная инфраструктура и площадки для торговой и инвестиционной деятельности. Когда-то, во времена колониальной «большой игры», такая инфраструктура называлась «фактории».

*Политолог, профессор НИУ ВШЭ.

Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl

Авторизуйтесь, чтобы продолжить чтение. Это быстро и бесплатно.

Регистрируясь, я принимаю условия использования

Рекомендуемые статьи

Возвращение Чемберлена из Мюнхена Возвращение Чемберлена из Мюнхена

Аэродром Хестон, Лондон. 30 сентября 1938 года

Дилетант
Выкинь из головы Выкинь из головы

В каждом десятом случае головная боль может быть опасным симптомом

Лиза
Металлические подсолнухи на выжженном поле Металлические подсолнухи на выжженном поле

Будущее солнечных батарей будет совсем не таким, как кажется сегодня

Naked Science
Дрянная девчонка Дрянная девчонка

От сериала «Дрянь» до бондианы — история успеха Фиби Уоллер-Бридж

Vogue
Сухой остаток января: как марафон трезвости помогает миллионам британцев вернуть здоровье Сухой остаток января: как марафон трезвости помогает миллионам британцев вернуть здоровье

Как отказаться от алкоголя в январе?

Forbes
Итальяно веро Итальяно веро

О том, как итальянский дизайн покорил весь мир в ХХ столетии

AD
Как выходец с Украины запустил в США приложение для похудения, выручка которого выросла за год в четыре раза Как выходец с Украины запустил в США приложение для похудения, выручка которого выросла за год в четыре раза

Как Артем Петаков разработал приложение для здорового образа жизни Noom

Forbes
Судьба «Рольфа»: кто и за сколько может купить компанию Сергея Петрова Судьба «Рольфа»: кто и за сколько может купить компанию Сергея Петрова

Какой может быть цена «Рольфа» и кого могла заинтересовать сделка?

Forbes
Любовь и шпионаж Любовь и шпионаж

Читаем сокращенную версию рассказа Натальи Александровой «Жених к Новому году»

Лиза
Как начать новый год правильно? Как начать новый год правильно?

Оказывается, мы сами не пускаем перемены в нашу жизнь

Cosmopolitan
Здесь мерилом работы считают усталость. Так ли уж вредны длинные выходные? Здесь мерилом работы считают усталость. Так ли уж вредны длинные выходные?

Нужно ли большие зимние и осенние выходные сократить?

СНОБ
Комплекс упражнений с гирей 16 кг: эффективная программа на все группы мышц Комплекс упражнений с гирей 16 кг: эффективная программа на все группы мышц

Самые базовые упражнения с гирей 16 кг на все группы мышц

Playboy
«Сейчас приходится платить за остатки» «Сейчас приходится платить за остатки»

Филипп Литвиненко — что в обслуживании важно для крупных и средних компаний

Эксперт
Бенкендорф: под клеймом «душителя свобод» Бенкендорф: под клеймом «душителя свобод»

Во времена СССР шефа жандармов называли врагом свободолюбия и гонителем Пушкина

Дилетант
«Нельзя», «можно» или «надо»? Шпаргалка для родителей «Нельзя», «можно» или «надо»? Шпаргалка для родителей

Шпаргалка по открытым и доверительным отношениям взрослых и детей

Psychologies
«Я обожаю ездить по стране»: Юрий Башмет о Ростроповиче, отношениях с детьми и новых проектах «Я обожаю ездить по стране»: Юрий Башмет о Ростроповиче, отношениях с детьми и новых проектах

Юрий Башмет — о важности таланта, профессионализма, и его любимых музыкантах

Forbes
Егермейстер: как правильно пить и чем закусывать немецкий ликер «с оленем» Егермейстер: как правильно пить и чем закусывать немецкий ликер «с оленем»

Веселый и вкусный напиток, с которым нужно быть осторожным.

Playboy
После прихода к власти Трампа состояние основателя Twitter выросло на 240% После прихода к власти Трампа состояние основателя Twitter выросло на 240%

С момента инаугурации президента США основатель Twitter разбогател почти на 240%

Forbes
Как пережить потерю друзей после развода Как пережить потерю друзей после развода

Проходя через развод, мы рассчитываем на помощь близких людей

Psychologies
Романтика и страсть есть Романтика и страсть есть

Какой должна быть любовь в новом, нетоксичном мире?

Домашний Очаг
Дороже золота Дороже золота

В Европе пьют (и обожествляют) вино, а в Азии — чай

Robb Report
Чтоб я так жил… Чтоб я так жил…

Соцсети распространили по всему миру новый «вирус» – синдром неудачника

Лиза
Таблетки от обжорства Таблетки от обжорства

Как правильно принимать ферменты

Лиза
Проспект Мира сегодня и почти 100 лет назад: дорога с историей Проспект Мира сегодня и почти 100 лет назад: дорога с историей

Прогуляться по Москве середины XX века не желаете?

Популярная механика
Яхтинг: исследуем самые красивые побережья мира Яхтинг: исследуем самые красивые побережья мира

Рассекать волны на высокой скорости или спокойно отдыхать в любимой бухте?

GQ
5 тревожных признаков, что ты слишком много жертвуешь собой ради работы 5 тревожных признаков, что ты слишком много жертвуешь собой ради работы

Труд должен культивировать человека, а не вытягивать из него все жизненные силы

Playboy
«Чем вы только думаете?»: что будет, если мозг лишится одного полушария «Чем вы только думаете?»: что будет, если мозг лишится одного полушария

Что будет с человеком, если у него останется только половина мозга

Psychologies
Спасение свиноводов в руках генетиков Спасение свиноводов в руках генетиков

«Агроэко» инвестировал четыре миллиарда рублей в селекционно генетический центр

Эксперт
Табата: упражнения для стройности по-японски Табата: упражнения для стройности по-японски

«Табата» – одна из самых модных тренировок для похудения

Cosmopolitan
Ронен Бергман: Восстань и убей первым. Отрывок из книги Ронен Бергман: Восстань и убей первым. Отрывок из книги

Отрывок из книги «Восстань и убей первым» Ронена Бергмана

СНОБ
Открыть в приложении