«Не терпя лукавыя бесовские крамолы»
«И пришел из Орды, и сел на великокняжеском престоле», — сообщает тверская летопись об Александре Михайловиче, втором сыне Михаила Ярославича Тверского и брате Дмитрия Грозные Очи.
Князь Тверской
Александру выпало не самое спокойное для Твери время. Если считать, что он родился в 1301 году, то ему было всего 17 лет, когда в Орде погиб его отец. В 21 год он напал на реке Урдоме на Юрия Даниловича, вызванного в Орду. Юрию удалось сбежать в Псков (который много лет спустя будет пристанищем и для самого Александра), но обоз его был разграблен.
Позднее Александр сам отправится в Орду вместе с братом Дмитрием и станет свидетелем убийства Юрия Московского. И как бы ни был хан Узбек возмущён самоуправством Дмитрия, после его казни великокняжеский ярлык достанется Александру, как следующему по старшинству. Александру достанется в управление и Новгород, хотя там полномочий у князя было немного: новгородцы умели отстаивать свои вольности.
Великим князем Александру не суждено было пробыть долго — и всему виной Щелкан Дюденевич, он же «всего зла зачинщик Шевкал — разоритель христиан», герой сказаний и даже песни.
Путь Щелкана
Персонаж этот вполне исторический. Щелкан (или Шевкал, или Чолхан) был ордынским царевичем, родственником хана Узбека, сыном Тудана, чья «дюденева рать» ходила на Русь ещё в 1293 году.
Щелкан был послан в Тверь в 1327 году с большой свитой и не вполне ясными задачами. Летописный свод сообщает, что ханский посол желал перебить тверских князей, сам сесть в Твери на княжение, своих князей посадить по другим русским городам и обратить христиан в свою «татарскую веру». Что немного странно, учитывая, что сам Узбек к православию относился вполне миролюбиво.
Русские источники сходятся на том, что татарское посольство вело себя вызывающе, задирало местных жителей и даже притесняло самого князя, заняв его собственный дворец. По одной из версий, горожане жаловались Александру, но тот уговаривал их терпеть, что для великого князя Владимирского было самым разумным: ссориться с «федеральным центром», только что получив ярлык, — плохая идея.
Лицевой летописный свод XVI века упирает на межконфессиональную драму. Там Щелкан хочет отмечать некий свой праздник на Пасху, что выводит из себя Александра Михайловича, и тот на рассвете вступает в битву с татарами, а к вечеру побеждает, и Щелкан бежит.
Менее возвышенная, но более живая версия есть в тверской летописи: 15 августа (не на Пасху всё-таки) один дьякон по прозвищу Дудко повёл поить свою кобылу, «молодую и тучную»; лошадь приглянулась татарским гостям, и они её отняли. Дьякон стал протестовать и позвал «мужей тверских» — тут все заволновались, стали бить в колокол, «стали вечем», или собрались толпой, и этой же толпой, охватывая всё больше и больше горожан, «начали избивать татар, где и кого застали, пока не убили и самого Шевкала и всех подряд». В той версии, где Щелкану-Шевкалу и части татар удаётся бежать, они прячутся в княжеских покоях, где и будут сожжены вместе со всем княжеским дворцом и подворьем. Более того, «гостей ордынских», то есть купцов, не имевших отношения к конфликту, «всех посекли, иных утопили, а иных в костры, как дрова сложив, сожгли». Так в летописном изложении выглядит первое крупное восстание русских против монголо-татарского ига.