Бумажный театр: непроза. Отрывок из книги
В «Редакции Елены Шубиной» готовится к выходу новая книга писательницы и сценариста Людмилы Улицкой «Бумажный театр: непроза». В книгу вошли ранее неопубликованные воспоминания, пьесы и сценарии, которые хранились в домашнем архиве Улицкой. «Сноб» публикует одну из глав.
2 февраля 2017. Лондон
Получила письмо от N: «Ароныч умер сегодня ночью. Когда похороны, я пока не знаю. Обнимаю. N».
7 февраля 2017
В поезде «евротрейн» еду из Лондона в Париж. Под Ла-Маншем проскользнули быстро, и поначалу разница между зелеными полями Англии и такими же полями Нормандии была неразличима, а потом различилось: бедность. Но сейчас поезд снова влетел в тоннель на несколько минут, и теперь уж точно Франция. Нет английской упорядоченности и регулярности, и бедность... В чем выражается — не знаю...
Что же Лондон? В нем я чувствую себе еще больше иностранкой, даже деревенщиной, чем в другом городе мира. Это и город, и, видимо, вся страна «правого руля» — такое небольшое смещение от привычной нормы, но оно повсюду: на улице, в транспорте, в кафе. Действительно, как будто убили ту брэдбериевскую бабочку, и вся эта страна чуть-чуть смещена, вот как раз ровно на одну бабочку, и это неудобно: дверь всегда открывается не в ту сторону, куда ожидаешь, и кран не так поворачивается, и окно открывается и закрывается с помощью каких-то приспособлений, над которыми надо подумать. Наверное, английская эмиграция труднее, чем любая другая, именно из-за этого неуловимого смещения…
За окном светлеет — едем в глубь континента, от дождя только следы в виде луж, все те же зеленые поля. По ощущению — русский апрель: снега нет, деревья голые, но уже наизготовку, небо с весенним светом, трава вполне зеленая — но травы как раз в Подмосковье в эту пору еще нет.
В Париже у меня два пустых дня, 10-го — похороны.
Пепел и алмаз. Все про Ароныча
8 февраля 2017
Вот так мы всю жизнь дарим себя друг другу: Ароныча мне подарил Бондарев, Бондарева — кто-то из Бруней, то ли Наташа, то ли Марьяна, а я подарила моей подруге и Ароныча, и Бондарева. Еще между нами была Горбаневская, но тут уж вообще невозможно вспомнить, кто кого кому подарил... Наташи нет, теперь и Ароныча нет.
Первая история про пепел
Лет десять тому назад мы с Аронычем пошли гулять: он мне показывал кладбище Пер-Лашез, знаменитые могилы. Знаменитых там сотни, а незнаменитых больше миллиона, не считая колумбария (это как раз важно в этом рассказе). Старое кладбище. В то время никаких там знакомых похоронено не было. Теперь двое — Наташа Горбаневская и Миша Новиков, Ароныч.
Я вообще люблю кладбища. В ту первую прогулку мы долго гуляли по всяким знаменитостям — от Оскара Уайльда до Джима Моррисона, от Шопена до Мольера, которого, правда, сюда перевели для увеличения престижа обновленного кладбища в начале XIX века. И тогда Миша мне рассказал историю, которая показалась мне малоправдоподобной, но занятной. Она про кладбищенский пепел. Среди многочисленных и поразительно разнообразных Мишкиных друзей и приятелей был человек, имя которого я напрочь забыла, а должность его была что-то вроде смотрителя этого самого кладбища. Он работал в этой почтенной организации много лет и как раз в это время собрался выходить на пенсию. И призвал Ароныча для важного разговора. И смотритель этот поведал Аронычу свою тайну: за многие годы своей службы он собрал личную и, по сути дела, криминальную коллекцию пепла тех великих людей, которых перед похоронами кремировали. Такие маленькие капсулки, в которые он отсыпал частицу праха и хранил... для себя лично. Действие, вообще говоря, достойное мага или колдуна, а вовсе не чиновника, которым он был. И теперь, выйдя на пенсию, он не мог найти преемника своей коллекции. И Ароныч именно и показался ему достойным преемником. Ароныч от этого бесценного наследства отказался, к большому огорчению старика. Так я и не знаю, чем кончилась эта история, — вряд ли бывший смотритель вернул пепел, откуда взял, для восстановления целостности праха.