«Божественная босоножка»: жизнь и трагедия Айседоры Дункан
Ее жизнь — как будто сценарий бразильского сериала: слишком много трагических потрясений и роковых страстей, слишком много поэтов, художников, автомобилей, скандалов, романов
Cлава Дункан гремела на всю Европу, ее называли «живым воплощением души танца», «Терпсихорой». Даже не склонный обольщаться Василий Розанов был очарован («танцует природа…») и отдавал должное искусству Дункан: «Личность ее, школа ее сыграют большую роль в борьбе идей новой цивилизации».
Fin de siècle как раз и характеризуется обострением борьбы идей в искусстве, политике, отношениях между людьми. Начало XX века породило почти религиозного свойства ожидания прихода новой цивилизации, нового человека, воспетого устами Заратустры, — этот ницшеанский персонаж стал повсеместно и неожиданно популярен.
«Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом…» — Чехов, как всегда, очень точно зафиксировал и экстатичность, и чужеродную внеположенность, и некоторую смехотворность «нового слова» искусства будущего.
Новый век как будто бы породил и новую породу женщин — некрасивых, но сексапильных. Так, фотографии некрасивой, с большой головой, Лили Брик никак не помогают объяснить ее поистине магнетическое воздействие на Маяковского. Фотографии вообще такое «не берут», они не передают и десятой части того, что, судя по воспоминаниям современников, видели зрители концертов Айседоры Дункан, сделавшей само женское тело материалом для искусства.
Когда в конце 1904 года Дункан приехала на гастроли в Петербург, русское общество приняло ее на ура. Самые тонкие критики не сомневались, что танцу Айседоры суждено смести с «парохода современности» старую культуру, классический и засохший от академизма балет. Спустя столетие взвешенный подход критикам дается легче, и теперь о Дункан профессионалы отзываются как о блистательной дилетантке, не оставившей ни школы, ни системы.
Современный свободный танец, который проповедовала Айседора Дункан, тесно связан с движением за освобождение женщин, за женскую независимость. «Если мое искусство символично, то символ этот — свобода женщины и эмансипация ее от закосневших условностей, которые лежат в основе пуританства», — писала она.
Надо понимать, что пуританство — это не фигура речи: век назад американки действительно были заключены в клетку строжайших канонов и запретов. Так, например, верхом неприличия было не только показать ногу, само слово «нога» могло оскорбить слух какой-нибудь тетушки Джейн. Поэтому абсолютной революцией был даже внешний вид Айседоры Дункан: танцующая для публики женщина, похожая на античную статую, в короткой прозрачной тунике, не просто без корсета (что само по себе неприлично), но — о ужас! — без нижнего белья и босиком…
Дети суфражистки
Дочь учительницы музыки и запутавшегося в финансовых аферах поэта, предательски бросившего жену с маленькими детьми, Анджела Дункан родилась в Сан-Франциско 26 мая 1877 года, когда перспективы на выживание семьи были весьма туманными.
Нищета обрушилась внезапно: в своих воспоминаниях «Моя жизнь» Дункан пишет, что мать, когда была ею беременна, питалась исключительно устрицами с шампанским, но после рождения ребенка семья с четырьмя детьми осталась практически без средств к существованию.
Устрицы и шампанское оставим на совести мемуаристки. Мать с детьми бедствовали, все время переезжали в поисках дешевого жилья с места на место, голодали — это несомненно. Дункан пишет, что благодарна матери за музыку, постоянно звучавшую в доме, и нищету, потому что наслаждалась такой безграничной свободой, о которой даже не подозревают дети из благополучных буржуазных семей.
Похвала голодной свободе звучит слишком уж восторженно — своих собственных детей танцовщица старалась растить в роскоши, холе и неге. Учеников тоже: известно, что деньги, заработанные на гастролях, Дункан тратила на обустройство своих танцевальных школ — и в благополучном Грюневальде, и в постреволюционной России ей важно было, чтобы дети впитывали ее философию движения в красивых интерьерах, чтобы они были сыты и здоровы. Виллу в Грюневальде Дункан обставила в греческом духе, а учеников фактически содержала. То же было и в СССР — ей приводили детей, чтобы спасти их от голодной смерти.
Отцом ее первого ребенка, дочери Дейрдре, которую танцовщица родила в 29-летнем возрасте, был Гордон Крэг — режиссер-реформатор и великий сценограф, как его называла склонная к экзальтации влюбленная женщина. Этот роман длился почти четыре года и был основан не только на страсти, но и на общности интересов. Крэг восхищался Айседорой и ценил ее высоко: «Она была предтечей… Она выпустила танец в наш мир в твердой уверенности, что творит великое и истинное… Стоило лишь увидеть ее танец, как мысли уносились ввысь, словно с приливом свежего воздуха».
Следует отметить, что идеалы свободы, которые без устали проповедует Дункан, также идут вразрез с традиционными понятиями о приличиях: ни один ее любовник не стал ее мужем (исключение составил лишь Сергей Есенин), и все ее дети появились на свет вне брака и от разных мужчин. (Третьего ребенка, умершего в младенчестве, она родила после трагической гибели сына и дочери, буквально попросив первого встречного «подарить ей ребенка».)