«Аборт — главный контрацептив». Как предохранялись в СССР
Секс в СССР был занятием рискованным: о способах предохранения не говорили даже врачи, и в ход часто шли экзотические методы. Об их эффективности говорит статистика: на 100 рожденных детей приходилось 300 абортов. Как была устроена контрацепция в крупных городах и в деревнях, «Сноб» узнал у женщин и социологов
«В 1958 году мы с подругой поехали в Красноярск работать на стройке. Жили в общежитии, мужчины в одном блоке, женщины в другом. Парни приставали к девчонкам, зажимали по углам… И вот одна забеременела. Сделала в каком-то подвале аборт, но что-то было неладно, и она долго болела. Об этом узнали, и за девчонкой пришла милиция. С позором ее потащили на допрос, а парни стояли у стен и улюлюкали», — вспоминает Клавдия из города Сарапула, которой в 1958 году было 20 лет. Удивительно, но эта история происходила в стране с самым прогрессивным абортным законодательством: в СССР уже три года как было разрешено искусственное прерывание беременности по желанию женщины. Но государство, разрешая аборты, яростно их порицало: «Бесплодие, горькое одиночество — обычные последствия аборта», — гласил один из агитационных плакатов.
Впервые искусственное прерывание беременности советские власти легализовали еще в 1920 году, когда западным феминисткам такая привилегия и не снилась. Это произошло на пике сексуальной революции. Александра Коллонтай и Инесса Арманд выступали за разнообразие форм брака и отказ от моногамии как «буржуазной морали». По всей стране открывались нудистские пляжи, а с плакатов той поры доносилось: «Каждый комсомолец может и должен удовлетворять свои половые стремления», а «каждая комсомолка обязана ему идти навстречу, иначе она мещанка». Раскрепощение дало свои плоды. Через несколько лет на одного рожденного ребенка приходилось почти три аборта. В массах сколько-нибудь надежных методов предохранения не существовало в принципе, а прогрессивные методы вроде металлических маточных колпачков были доступны только элитам. Разрешая аборты — между прочим, первым в Европе! — советское правительство подчеркивало: это вынужденная мера из-за огромного числа подпольных операций, а нравственный долг женщины — рожать советских граждан. Но число абортов росло, и вскоре власти стали вводить ограничения — например, прерывать беременность разрешалось минимум через полгода после предыдущего аборта, а сама процедура стала платной и составляла четверть месячного дохода.
***
В 1936 году Сталин запретил аборты под страхом уголовной ответственности и для врачей, и для пациенток: надо было «делать новых людей» на благо армии и промышленного производства, а не прерывать одну беременность за другой. В это же время на заводе резиновых изделий в подмосковной Баковке запустили линию производства презервативов, пессариев и маточных колпачков. Но на практике врачи не рассказывали о методах контрацепции (да и самих врачей не хватало, особенно в сельских районах), а противозачаточных средств в аптеках не хватало.
К началу 1950-х годов демографический кризис обострился еще сильнее: потери военных лет наложились на «дефицит» мужчин и главное — на последствия первого демографического перехода. Так называют резкое снижение рождаемости и детской смертности, которое произошло в первой половине XX века во всех индустриальных обществах. «У моих родителей было шестеро детей, у нас с мужем — всего двое. А чего нищету-то плодить? Надо было учиться, работать. К тому же молодые семьи стали отделяться от стариков, переезжать в город — кому там приглядывать за детьми?» — объясняет Надежда из Кирова (77 лет). Детей советские граждане хотели рожать меньше, но новые средства контрацепции не появлялись. Процветали криминальные аборты, от которых умирали по 4–5 тысяч женщин в год. О проблеме заговорили на самом высоком уровне, и в 1955 году медицинские аборты снова легализовали. При этом их преподносили как абсолютное зло: «лишают счастья материнства», «разрушают семьи» и «не проходят без последствий» (цитаты с плакатов и из брошюр).