Миротворческий работник
Марина Алексеева: метаморфозы реальности
Петербургская художница Марина Алексеева (р. 1959) создает художественные миры, притворяющиеся ярмарочными вертепами или кукольными домиками, в крошечных окнах которых тем не менее отражаются большие проблемы реального мира.
Этот текст — часть проекта «Обретение места. 30 лет российского искусства в лицах», в котором Анна Толстова рассказывает о том, как художники разных поколений работали с новой российской действительностью и советским прошлым.
Подсматривать нехорошо, но художница Марина Алексеева вот уже два десятка лет заставляет зрителя подсматривать за чудесной, фантастической жизнью в маленькое, немногим больше замочной скважины, окошко ящиков, белых или черных, которые она когда-то остроумно назвала «лайфбоксами», «живыми коробочками». Заглянув в окошко, зритель видит нечто вроде сцены ярмарочного вертепа или комнаты кукольного домика: гостиную, кухню, ванную, кабинет врача, театральные подмостки, музейный зал, купе, тюремную камеру, землянку. Причем видит в мельчайших деталях, вплоть до латунного крана над раковиной, скатанного валиком одеяла на верхней полке или тесной печурки, где, натурально, бьется огонь. И едва успевает восхититься столь правдоподобной имитацией, как миниатюрное помещение внезапно оживает: в лилипутских интерьерах откуда ни возьмись появляются полупризрачные персонажи и немедленно принимаются чудить, обрастая птичьими головами и рыбьими хвостами, беспрестанно превращаясь черт знает во что, балерина — в поганку, доктор — в клистир, дятел — в неврологический молоточек, будто бы какой-то злонамеренный колдун накормил их волшебным порошком и твердит «mutabor».
Сказки, рассказанные этим веселым мультяшным языком, полны взрослых шуток на злобу дня. Взять, скажем, «лайфбокс» под названием «Хор», сделанный в 2015 году: на сцене клуба, между белых колонн и кумачовых занавесов, покрытых пылью брежневских времен, выстроились хористки с хористами и безбожно фальшивят официозно-пацифистское «Летите, голуби, летите», вот только голуби, летящие над их головами, норовят трансформироваться в боеголовки, сами ряды вокалистов — в Кремлевскую стену, а корпулентная дама-хормейстер — в царька в горностаевой мантии. Однако как бы ни были серьезны шутливые подтексты, в зрителе все равно просыпается ребенок, который едва ли сможет вспомнить и описать последовательность из двух-трех превращений, но захлебывается от восторга и никак не может оторваться от вуайеристского глазка. Столкновение разных типов иллюзии, материальной и нематериальной, когда предметная реалистичность обстановки контрастирует с фантасмагорией сюрреалистического спектакля, невероятно усиливает ах-ах-эффект.
Можно подумать, что над каждой «живой коробочкой» работали две руки — профессионального театрального макетчика и профессионального аниматора. Алексеева все делает сама, в одиночку, и макет, и видеоанимацию, а ее первоначальная художественная профессия далека от зрелищных видов искусства, театра и кино: накануне перестройки она окончила керамическое отделение Мухинского училища. Выбор керамики для молодого человека, стремящегося к свободе творчества, был логичен: в годы застоя «колыбель трех революций» переживала «ленинградское керамическое возрождение», связанное с партизанской деятельностью группы художников-керамистов «Одна композиция» (Михаил Копылков, Владимир Цивин, Александр Задорин, Наталья Савинова и другие), которой удавалось протащить в выставочные залы ЛОСХа инсталляции и объекты под видом декоративной «прикладнухи». В мифологию керамики встроен мотив сотворения мира из праха, но, немного проработав по специальности на ленинградском комбинате ДПИ и немного поваляв дурака в составе группы «Я люблю тебя, жизнь!», прославившейся ремейком «Медного всадника» в виде надувного шара, Алексеева принялась строить свои миры иными способами.