«Все мои любимые книги детства оказались классными»
Несколько лет назад в издательском проекте Ильи Бернштейна «А и Б» начала выходить серия «Руслит» — переиздания классики советской литературы для детей, от «Приключений капитана Врунгеля» до повестей Юрия Коваля. Эти книги с современными иллюстрациями и подробными комментариями литературоведов и историков заслужили благодарное признание, но ещё до «Руслита» Бернштейн возвращал в читательский обиход старые детские книги, которым выпала куда меньшая известность. «Полка» поговорила с издателем о том, почему важно руководствоваться собственной ностальгией, как советская цензура исказила Драгунского, каков градус вранья в «Республике ШКИД» и чем ужасны тексты журнала «Чиж».
Расскажите о ваших любимых детских книгах, без которых вы своё детство не представляете.
Это примерно и будет рассказ о моих занятиях. Я начал с самых своих любимых книг — но был ещё один критерий кроме любви: это те книги, которые, с моей точки зрения, недостаточно известны, незаслуженно забыты. Именно такие я отбирал для своей первой серии — «Книги для детей и взрослых», которую делал вместе с издательством «Теревинф». Я думаю, вам вряд ли будет интересно знать, что мне нравилась «Пеппи Длинныйчулок». В серии «Руслит» к таким суперважным для меня детским книжкам, безусловно, относится «Повесть о Ходже Насреддине» Леонида Соловьёва (Леонид Васильевич Соловьёв (1906–1962) — писатель, сценарист. Окончил литературно-сценарный факультет Института кинематографии. В 1930 году, после поездок по Ферганской области и занятий фольклористикой, выпустил сборник песен и сказаний «Ленин и творчество народов Востока». В 1932 году вышла повесть «Кочевье» — о жизни кочевников в годы революции. Наиболее известен дилогией о Ходже Насреддине — роман «Возмутитель спокойствия» (1940) и «Очарованный принц» (1954), вторая часть которой была написана в лагере: в 1946 году Соловьёва арестовали по обвинению в подготовке террористического акта, на свободу он вышел через восемь лет, в 1954 году. «Повесть о Ходже Насреддине» переведена на многие языки.) и «Дорога уходит в даль…» Александры Бруштейн. Это книги, которые я читал по сто раз и знаю наизусть до сих пор. А с «Теревинфом» я выпустил сказочную трилогию Виктора Витковича (Виктор Станиславович Виткович (1908–1983) — писатель, сценарист. Родился в Женеве, окончил Азербайджанский университет. Автор сценариев к кинокомедии «Небеса», фильмам «Насреддин в Бухаре» (совместно с Леонидом Соловьёвым) и «Волшебная лампа Аладдина».) и Григория Ягдфельда (Григорий Борисович Ягдфельд (1908–1992) — драматург, сценарист, детский писатель. Окончил Ленинградскую консерваторию по классу скрипки. Помимо киносценариев и пьес (некоторые — в соавторстве с Виктором Витковичем и Ниной Гернет), писал также сценарии для цирковых спектаклей и массовых народных зрелищ. В 1946 году в постановлении ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград» наряду с творчеством Анны Ахматовой и Михаила Зощенко критике подвергалась пьеса Григория Ягдфельда «Дорога времени», в то время уже поставленная в Великобритании. После исключения из Союза писателей и до смерти Сталина печатался под псевдонимами. Произведения Ягдфельда переведены на иностранные языки.): «Сказку среди бела дня», «Сказку о малярной кисти» и «Кукольную комедию». В той же серии вышла повесть австрийской писательницы Веры Ферра-Микуры «Двенадцать человек — не дюжина», тоже важная для меня в детстве книга. Как и две повести Максуда Ибрагимбекова (Максуд Мамед Ибрагим-оглы Ибрагимбеков (1935–2016) — азербайджанский писатель, драматург и режиссёр. Окончил строительный факультет Политехнического института, несколько лет работал инженером. Публиковался с 1960 года. Учился на Высших сценарных и режиссёрских курсах в Москве. Романы, повести и рассказы публиковались в журналах «Азербайджан», «Дружба народов», «Новый мир», «Юность», «Роман-газета». Многие произведения Ибрагимбекова — «За всё хорошее — смерть», «И не было лучше брата», «Пусть он останется с нами» — экранизированы, по его сценариям сняты фильмы «Мужчина для молодой женщины», «Вальс золотых тельцов», «Один за всех», «Кто поедет в Трускавец» и другие. В 1998 году признан народным писателем Азербайджана.), «За всё хорошее — смерть» и «Пусть он останется с нами», и рассказы Ильи Зверева. Ещё два системообразующих текста. Ещё Людвик Ашкенази (Людвик Ашкенази (1921–1986) — чешский писатель, журналист. Учился на филолога-слависта во Львовском университете. В 1939 году депортирован в Казахстан, во время Второй мировой войны служил в Чехословацкой бригаде КА. Автор книг «Детские этюды», «Чёрная шкатулка», «Собачья жизнь и другие рассказы». Работал журналистом в Праге, в 1968 году, после ввода советских войск в Чехословакию, эмигрировал в Западную Германию. После эмиграции писал преимущественно детскую литературу. Был женат на дочери Генриха Манна Леони.): книжка «Собачья жизнь» — про животных на войне, точнее сказать, про войну глазами животных. Вполне взрослая, но я очень много раз читал её в позднем детстве.
Переиздавать то, что вы любили в детстве, — это для вас форма благодарности этим книгам? Или желание поделиться тем, что любишь?
Ну для начала я их перечитал и обнаружил, что в детстве у меня был какой-то неожиданно — для меня нынешнего — тонкий и точный вкус. По крайней мере, тонко и точно соответствующий моему нынешнему вкусу. Я читал без оглядки на ностальгические мотивы — и дивился, насколько то, что мне нравилось, действительно художественная удача. В общем, все мои любимые книги детства, может быть за исключением «Капитана Сорви-голова» (Историко-приключенческий роман Луи Буссенара, опубликованный в 1901 году. Главный герой, молодой француз Жан Грандье, отправляется на Англо-бурскую войну с отрядом добровольцев-«молокососов» сражаться на стороне буров. Прообразом Сорви-головы стал офицер-разведчик и диверсант Дани Терон.), оказались классными книжками. Было естественно с них и начать, когда я наконец решился стать самостоятельным издателем. И, конечно, вот это соображение — поделиться тем, что ты сам любишь, — это работает, да.
Вы говорили в одном из интервью, что эта форма — комментированная детская классика, — она неожиданно стала успешной, выстрелила, людям это оказалось нужно. Вы как себе представляете читателя этих книг? Это ребёнок с какими-то дополнительными запросами — или это ностальгирующий взрослый?
В общем, нет, это не дети. Мне кажется, что большинство этих книг дети сегодня читать не будут. Кассиль, Неверов (Александр Сергеевич Неверов (1886–1923) — писатель и драматург. Работал сельским учителем и фельдшером в Самаре, во время революции сблизился с эсерами, но в 1919-м перешёл на сторону большевиков. Был одним из основателей местного народного театра, писал для него пьесы. Во время голода 1921–1922 годов вместе с другими голодающими бежал в Ташкент, а затем перебрался в Москву, где присоединился к объединению пролетарских писателей «Кузница». Самое известное произведение — повесть «Ташкент — город хлебный» о голоде в Поволжье. До середины 1930-х она входила в списки обязательного школьного чтения.)… Вот, скажем, «Денискины рассказы» — книга надолго. Не знаю, на все ли времена, но она по-прежнему интересна сама по себе ребёнку. А Коваль… «Вася Куролесов» — наверное, «Пять похищенных монахов» — возможно, а вот «Промах гражданина Лошакова»… не уверен, что современный читатель станет читать по своей воле. Может быть, какие-то очень особые дети. Я тут захожу не на своё поле, я не литературовед, но мне кажется, что книги — как предмет широкого спроса, как продукт и товар — устаревают. И детские в частности — а может быть, даже в особенности. В ситуации, когда нет искусственных ограничений культурного развития и обмена, книжной индустрии, актуальные детские книги — за редкими исключениями — примерно через полвека перемещаются на «архивные» полки библиотек. Это естественный процесс, иначе новым книгам не нашлось бы места на полке и времени для чтения.
Поэтому я думаю, что читатели «Руслита» — это люди, которые хотели бы что-то узнать о времени и месте, когда была написана эта книга. То есть главный интерес тут — это интерес к русской цивилизации, вот этой советской Атлантиде, оттепели или к какому-то другому периоду. Я смотрю на текст как на такую толчковую зону: от неё можно оттолкнуться и перенестись в другую область, уже не имеющую прямого отношения к «Денискиным рассказам» или к «Недопёску».
А как вы находите комментаторов к этим текстам? Или они сами вас находят?
Ну да, второе, конечно. У меня не было, да и сейчас нету, какой-то продуманной стратегии. Серия не была заранее придумана — её первые книги сильно отличаются от последних. Вначале мне представлялось что-то вроде детских «Литпамятников». Дилогия Соловьёва о Ходже Насреддине казалась как раз очень подходящей для детского, подросткового литпамятника. Только комментарий не такой традиционной формы. Начав делать Соловьёва, я стал обходить дворы, прилегающие к моему дому, в поисках дворников-таджиков. Я им задавал разные вопросы. Хотел узнать, какое место в их культуре занимает персидская классическая литература. Наверное, в их учебнике «Родная речь» Хафиз и Рудаки занимают то же место, что у нас Кольцов. Вторая мысль была про исламский мистицизм: там, особенно во второй повести о Ходже Насреддине, очень много всяких дервишей, «братство Молчащих и Постигающих», всякие странствия души. Такую пургу он в лагере