Папу гложет
Проблема татлеровских отцов и детей в 2020‑м — передача состояний. Почему отечественные миллиардеры тянут с выбором преемников и как воспитывают наследников, разбирался Альберт Галеев.
Осенью дети четвертого форбса Алексея Мордашова — двадцатилетний Кирилл и девятнадцатилетний Никита — тоже стали миллиардерами. Папа завершил передачу им долей в своей компании, которая владеет без малого ста процентами акций золотодобывающей компании Nordgold, одной из крупнейших частных компаний России, а также блокирующим пакетом немецкой TUI, крупнейшего в мире туроператора. Каждый из мальчиков стал владельцем активов на сумму один миллиард семьсот семьдесят миллионов долларов. Что еще интереснее, их вес в Nordgold, если оценивать его по размеру долей, теперь почти в два раза больше, чем вес отца. Как сообщалось от лица Мордашова, щедрый подарок призван обеспечить преемственность поколений, ввести младшее поколение в курс дела и помочь получить опыт в управлении портфелем. Опыт, разумеется, требуется: Кирилл — второкурсник факультета международных отношений МГИМО, Никита в этом учебном году был зачислен на факультет мировой экономики и мировой политики ВШЭ на «Программу двух дипломов НИУ ВШЭ и Лондонского университета по международным отношениям». Впрочем, как рассказывал их папа журналу Forbes в марте, когда передача акций только началась, «управлять, скорее всего, будет менеджмент».
В ближайшие два десятилетия своих владельцев сменят не только кабинеты Кремля, но и три триллиона четыре миллиарда долларов — это данные исследования швейцарского финансового холдинга UBS Group AG. Если верить аналитикам банка Credit Suisse, в мире сейчас живет почти сорок семь миллионов долларовых миллионеров. Двести сорок шесть тысяч из них — в России. В том числе три тысячи сто двадцать ультрахайнетов, то есть тех, чье состояние превышает пятьдесят миллионов долларов. За прошедший год ультрахайнетов в России стало больше на четыреста человек — у нас по этому показателю третье место в мире после США и Бразилии.
Возраст наследников семейных бизнесов в среднем по миру — сорок пять лет, почти две трети из них вообще получают контроль над активами, лишь разменяв пятый десяток. Средний возраст держателей капиталов — шестьдесят лет. «Однако в рейтинге стран по числу резидентов-мульмиллионеров, планирующих передать свои состояния по наследству, Россия и СНГ стоят на последнем месте, — рассказывает управляющий партнер международной консалтинговой компании Knight Frank Алексей Новиков. — Только 32 % опрошенных нами отечественных ультрахайнетов рассчитывают, что дети возьмут в свои руки семейное дело». Скажем, в Германии почти половина нынешних компаний перешли своим владельцам по наследству. В Великобритании таких бизнесов — 60 %, во Франции — 55 %.
Как подсчитали в Центре управления благосостоянием и филантропии WTC Московской школы управления «Сколково», 57 % обеспеченных россиян имеют троих и более детей. Иными словами, в наступающем десятилетии родину ждет очередной акт нашей национальной трагикомедии под названием «Отнять и поделить». В этот раз отнимать будут у своих родных. Остросюжетности этой пьесе добавляет то, что у двух третей собственников есть дети школьного возраста. В переводе на татлеровский это значит, что отнимать и делить будут долго: несовершеннолетние дети, по нашим самым гуманным в мире законам, имеют право на обязательную долю в наследстве. А после получения малолетним его доли с ней ничего нельзя сделать без согласования с органами опеки.
При этом план преемственности бизнеса детально проработан лишь у трети крупных предпринимателей, еще треть, как Скарлетт О'Хара, подумает об этом завтра. «Через пятнадцать-двадцать лет это станет проблемой, — считает сто третий форбс, социальный инвестор Рубен Варданян, основатель Центра WTC и московской компании Phoenix Advisors, которая специализируется на подготовке планов преемственности. — В судах одновременно будут находиться десятки дел, многие бизнесы могут оказаться парализованными, а это реальный риск наступления экономического кризиса. Наши же суды к этому вообще не готовы — нет соответствующей культуры. Плюс качество работы отечественных нотариусов, которые ведут наследственные дела, — это отдельная тема».
«Я бы поставил нашему бизнес-сообществу диагноз «болезнь Альцгеймера», — шутит председатель совета директоров GHP Group Марк Гарбер, в прошлом старший научный сотрудник Института психиатрии при Минздраве СССР. — Человек с Альцгеймером впадает в детство, он благодушен, не помнит того, что было вчера, зато помнит свое детство и в этом счастливом состоянии покидает мир. Вот и бизнесмены, которые прошли девяностые, вспоминают кооперативное движение, обаяние розовой неизвестности будущего, а суровую реальность нынешних дней не замечают и уж тем более не думают о том, что будет с их детьми».
«Я сказал бы, что уже прозвучал первый звонок, как в театре, — говорит старший партнер McKinsey & Company, один из руководителей направления по преобразованию корпоративной культуры и внедрению изменений на глобальном уровне Яков Сергиенко. — Это еще не третий звонок, все же есть ощущение, что у нас в запасе пять-десять лет». «Как правило, люди считают, что единственный риск, который их ждет где-то впереди, — это естественный уход из жизни, — рассказывает старший вице-президент банка «Открытие», руководитель направления «Открытие Private Banking» Виктория Денисова. — Это заблуждение: рисков великое множество. Это и изменения политической ситуации, и атаки на бизнес, и неожиданное поведение наследников».
В сентябре в Центре WTC в «Сколково», где регулярно проводят курсы повышения квалификации наследодателей, даже запустили программу «Планирование преемственности: неочевидные аспекты. О чем не расскажут юристы». Пока мужья, заплатившие шестизначную сумму за три дня лекций, занимались по восемь часов, их жены читали новейший бестселлер профессора психологии Марины Мелии «Отстаньте от ребенка! Простые правила мудрых родителей». За последние два года это уже вторая книга колумнистки Tatler.ru о том, чего не надо делать, пытаясь воспитать себе наследника (в том числе пытаться воспитать ребенка наследником). У предыдущего труда название тоже было говорящее: «Наши бедные богатые дети».
Да что там психологи — проблемой передачи капиталов озабочены даже депутаты Государственной думы. Полтора года назад они приняли поправки в Гражданский кодекс, по которым впервые в тысячелетней истории России стало возможным создавать в стране наследственные фонды, то есть почти что трасты. Правда, для того чтобы такой фонд появился, требуется сначала умереть. Тогда в течение трех дней с момента кончины владельца состояния нотариус подаст заявку на регистрацию фонда (в завещании надо лишь сделать распоряжение о его создании, а также приложить устав и структуру). А дальше у бенефициаров начнется, простите за каламбур, новая жизнь. Выгодоприобретателями наследственных фондов могут быть хоть любимая жена, хоть внебрачные дети, хоть осиротевший без благодетеля музей изящных искусств, хоть приют, в который будет определен безутешный корги (самому корги, к сожалению, оставить миллионы по-прежнему нельзя). Принимая поправки, в Госдуме не скрывали: институт наследственных фондов тоже вводится для того, чтобы учредители панамских, джерсийских, лихтенштейнских трастов вернулись на родину хотя бы в юридическом смысле. И конечно, это способ гарантировать родным и близким светлое будущее во времена, когда золотые кипрские паспорта отнимают даже у невинных детей. А наши дети меж тем только и ждут, когда родные бумеры передадут им в управление свои бизнесы. Согласно результатам исследования «Разрыв между поколениями», которое в 2019‑м провел сколковский Центр WTC, это желание более 80 % опрошенных отечественных миллениалов.
Алексея Мордашова в нелегком процессе передачи активов обогнать тяжело, но многие его коллеги по бизнесу все же начали свой забег по этой очень правильной дорожке. Вице-президент «ЛУКОЙЛа» и президент «Спартака» Леонид Федун вообще завел хорошую семейную традицию — на излете фискального года красиво расставаться с активами. В октябре 2018‑го передал тридцатичетырехлетнему сыну Антону и тридцатиоднолетней дочери Екатерине пакет акций «ЛУКОЙЛа» на полтора миллиарда долларов, в ноябре 2019‑го — еще один, чуть-чуть поменьше. Управлять акциями крупнейшей частной нефтяной компании России, скорее всего, тоже будут специально обученные люди. Антон Федун пока увлечен индустрией гостеприимства. Окончил Университет Суррея по специальности «менеджмент и туризм», управляет своими гостиницами The Ampersand Hotel в Кенсингтоне и Vintry & Mercer в Сити, а с бизнесом папы был связан разве только во время открытия его «Рэдиссона» в Алуште. Екатерина Федун — специалист по связям с общественностью с дипломом МГИМО и еще в тучном 2012‑м признавалась «Татлеру», как сильно любит устрично-икорный Найтсбридж, а ведь тогда с устрицами и на родине было все хорошо.
Три года назад свой последний крупный актив, аэропорт Махачкалы, оформил на двадцатидвухлетнего сына Саида государственный муж Сулейман Керимов, которому иметь бизнес не положено по статусу сенатора от Дагестана. На тот момент студент факультета международного бизнеса и делового администрирования МГИМО уже косвенно владел крупнейшей в России золотодобывающей компанией «Полюс» и сетью кинотеатров «Синема Парк». В январе 2018‑го Саид начал контролировать «Полюс» самостоятельно, без посредничества траста. В компании он простой член совета директоров, но новостную повестку регулярно снабжает инфоповодами: акции Саида были заложены, когда понадобилось обслужить кредит Сбербанка, и выставлены на биржу, когда пришло время искать для развития не только заемные средства.
Радость внезапного превращения в миллионера, пусть даже только на страницах «Коммерсанта» и иной бумаге, греет, однако, далеко не всех. Камиля Шаймиева, дочь восьмидесятого форбса Радика Шаймиева и внучка первого президента Татарстана Минтимера Шаймиева, несколько лет назад рассказывала «Татлеру», как плакала, когда в возрасте двадцати семи лет попала на девятое место в списке богатейших женщин России. Она получила от родных всего 2 % акций холдинга ТАИФ, крупнейшей непубличной компании России. Но кресло члена совета директоров оказалось для нее неудобным, несмотря на диплом факультета международных экономических отношений МГИМО и опыт инвестиционной работы в АФК «Система». «Я плакала, потому что мне казалось это нечестным по отношению к тем, кто всего добился, все заработал своим трудом, — говорила Камиля. — Ввести меня в совет директоров было семейным решением. Но увидев, что я слишком чувствительно переношу все эти публичные удары, они решили, что необходимости в моем членстве нет». Сейчас Шаймиева занимается вещами, более подходящими миллениалам, — развитием ювелирного бренда Exclaim и медицинского стартапа Doc+.
Некоторые татлеровские дети ощущают связь с семейным делом не только в те считаные дни в году, когда на банковский счет поступают дивиденды. Они вообще ходят к папам на работу как на праздник с тех пор, как встали с университетской скамьи. В июне 2019‑го председателем совета директоров МТС стал сорокаоднолетний Феликс Евтушенков, сын шестьдесят третьего форбса Владимира Евтушенкова. В прошлом году он получил также кресло зампреда совета директоров АФК «Система» и еще более трогательный подарок от отца — 2,5 % ее акций. До этих вершин Феликс шел ровно двадцать лет, с самых татлеровских низов — в 1999‑м юрист с дипломом Института международного права и экономики им. А. С. Грибоедова был нанят в папину «Систему-Инвест» помощником президента. Старшая сестра Феликса, сорокачетырехлетняя Татьяна после финансовой академии работала заместителем финансового директора «Системы-Телеком», вице-президентом МТС, а ныне возглавляет лондонский офис семейного инвестиционного фонда Redline Capital Management.
В 2005‑м начала помогать отцу, нынешнему четырнадцатому форбсу Виктору Рашникову его старшая дочь Ольга. Двадцативосьмилетняя выпускница швейцарского Franklin College по специальности «экономика, финансы и управление на предприятии» натурально пошла работать на предприятие — старшим менеджером управления экономики папиного Магнитогорского металлургического комбината. Через шесть лет стала директором по финансам, а затем вошла в совет директоров, где трудится по сей день.
Не представляют себе жизни вне семейного бизнеса и наследники группы «Ташир». Единственная дочь двадцать девятого форбса Самвела Карапетяна Тата в двадцать два года, окончив Финансовый университет при правительстве, начала карьеру у отца сразу с тотального ребрендинга. Теперь она и два ее брата — первые вице-президенты «Ташира». Двадцатидевятилетняя Тата управляет развлекательным бизнесом холдинга, двадцатисемилетний Саркис отвечает за коммерческую недвижимость, двадцатиоднолетний Карен — за жилую. «Папа с самого начала готовил нас к тому, что мы будем работать с ним, иначе для кого он все это строит? — рассказывала Тата в прошлом году «Татлеру». — Он всегда примерял на нас те или иные бизнесы. Когда Карену было двенадцать, папа говорил: «Ты будешь заниматься стройкой. Знаешь, что это такое?» И на час лекция по закладке фундамента, устройству гидроизоляции и заливке монолита».
За рестораны еще одного короля российской недвижимости, Года Нисанова, тоже надо благодарить его детей и племянников. Как тридцать четвертый форбс рассказывал летом в интервью РБК, младшим поколением придуманы Erwin, «Шеф» и другие точки притяжения и татлеровских гурманов, и будущих героинь нашей светской хроники. «Детям нельзя сразу давать большой кусок и красивое кресло, чтобы они пришли, сели и стали командовать, — говорил Нисанов. — Они должны снизу все изучить, начиная с покупки продуктов для ресторана, общения с персоналом, приема людей на работу. Совершить собственные ошибки и научиться думать». Сын ресторатора Аркадия Новикова Никита, к примеру, так и поступил. После изучения физики в Университете Тафтса поработал помощником официанта в «Причале», освоился в холодном и горячем цехах Vogue Café (Аркадий сам начинал в цехе супов ресторана «Университетский»), потом стал менеджером зала, а в октябре — одним из акционеров первой франшизы папиной сети бургерных #Farш — в фуд-корте «Европейского».
К счастью, многие отцы — основатели многомиллионных бизнесов все же могут, как сказали бы инстаграм-коучи, разорвать энергетическую пуповину. Вовремя понять, что надо перестать рассказывать детям о бетоне, палладии и даже рассольнике «Ленинградский», — это не предать семейное дело, а предвидеть. И вообще, если любишь, отпусти. Председатель совета директоров Альфа-Банка Петр Авен вообще убежден: если ребенок пошел своим путем, родственные связи лучше даже не афишировать. Его двадцатипятилетний сын Денис, выпускник Йеля, работает в Нью-Йорке в инвесткомпании Warburg Pincus, специализируется на сфере технологий, медиа и телекома и, как недавно рассказывал Петр Олегович проекту «Русские норм!», «зарабатывает столько, что может мне давать». Дочь Авена Дарья с йельским дипломом историка стажировалась в Sotheby’s, затем координировала развитие продуктов в нью-йоркском офисе марки M.A.C Cosmetics и уже три года занимается маркетингом в Tom Ford Beauty.
Сын сооснователя «Яндекса» Аркадия Воложа Лев, которому сейчас тридцать один, в начале 2010‑х пришел к отцу разрабатывать «Яндекс.Такси». Как мы знаем, все получилось. Однако запустить в компании сервис по доставке еды Льву не удалось (отчасти потому, что между ним и отцом, как он недавно рассказал РБК, было десять уровней разных менеджеров). Теперь триста шестьдесят четыре дня в году Волож-младший начинает рабочий день в шесть утра: обеспечивает москвичей «свежими продуктами за два часа» в рамках собственного стартапа MoscowFresh.
Старший из наследников самого многодетного отца России, шестьдесят первого форбса Романа Авдеева, тридцатидвухлетний Антон пять лет проработал в близкой отцу деревообрабатывающей компании «Вельский лес» в Архангельской области, дорос до заместителя генерального директора, вернувшись в Москву, стал вице-президентом папиного банка МКБ по работе с корпоративными клиентами. А затем занялся собственным бизнесом. Однако в МКБ по-прежнему трудится другой сын Авдеева, тридцатилетний Кирилл. Он начинал в одном из обычных отделений операционистом по работе с населением, теперь курирует несколько дополнительных офисов в Московской области. «Самые младшие дети еще хотят быть космонавтами и полицейскими, — рассказывает сейчас «Татлеру» Авдеев. — А средние пока ничего конкретного не решили. Я особенно к ним не пристаю, помня свой опыт. Когда меня в шестом классе спросили, кем я хочу быть, я сказал «археологом» — первое, что в голову пришло. Моя позиция: дети должны добиваться всего сами. Наследство больше мешает, чем помогает. Я им его оставлять не собираюсь. У нас в семье принято, что я покупаю ребенку его первую машину. Раньше я был убежден, что она должна быть российского производства, сейчас думаю, что она должна быть ценой до миллиона рублей».