Пока Земля еще вертится
Мария Елисеева — основатель и руководитель благотворительного фонда «Дети Марии» — человек, который создал свою планету. Такую, где каждый важен, где можно быть по-настоящему вместе, где нет пропасти между людьми с разными возможностями.
Двадцать пять лет назад театральный художник Мария Елисеева с мужем Ильей Сегаловичем, который был тогда еще не одним из создателей Yandex, а начинающим программистом, открыли небольшую творческую студию для группы подростков из интерната для детей с нарушениями развития. Студия выросла в благотворительный фонд «Дети Марии», который помогает адаптироваться в жизни детям и взрослым с особенностями здоровья, воспитанникам ПНИ, выпускникам детских домов. Теперь это несколько художественных мастерских, где можно заниматься керамикой, музыкой, иностранными языками, ткать, рисовать, варить суп, просто пить чай и общаться, это инклюзивный культурный центр «Тверская 15», это тренировочные квартиры для выпускников специализированных детских домов, это летние творческие программы в арт-резиденции на Волге. Девять лет назад Ильи не стало. Но остались Мария и ее дети — пятеро родных и те, кто ими стал. Из нежного саженца выросло раскидистое дерево, на ветки которого слетаются всё новые птицы, чтобы научиться вить свои гнезда.
Дверь дома Марии не закрывается — гости приходят и приходят, внушительная вереница кроссовок и крошечных сапожек в прихожей растет. Стол накрывается уже в третий раз, пахнет булочками, шумит чайник, малыши осторожно шагают, держась за большую невозмутимую собаку, на полу возятся дети с щенками — теплая обнимающая кутерьма.
«А вот моя Карина с Анечкой. Лео, тебя укачало? А приедет ли Юляка — вы видели, она покрасила волосы?» Через минуту ты начинаешь тонуть в именах, но уже точно знаешь, где взять чашки. Совсем как дома.
Скоро приедет группа из ПНИ — ее ждут. Австралиец Джонатан собирается готовить с ними шаурму, Ислом, заслуженный художник СССР из Самарканда, на котором постоянно кто-то висит из малышей, — лепить из глины. Но мастерская открыта для всех: дети, взрослые, «новенькие» и «старенькие» могут прийти на занятия. Это важно: не должно быть никакого искусственного разделения, пропасти между людьми с разными возможностями.
Накануне мы с Марией расстались почти ночью. Я поехала домой, а когда она смогла добраться до дачи, лучше даже не думать. Она, кажется, так и не успела позавтракать. Только нальешь ей чай, а Мария передает чашку тому, кто садится за стол. Все равно руки заняты: «Мария, у меня щенок разгрыз мяч! Мария, почини мне машинку». И тут еще я: «Мария, у нас же с тобой интервью». И чудо, нам удалось спрятаться и поговорить.
Ты, наверное, очень устаешь?
Конечно, бывает, что очень. Но вообще я всегда так жила и другой себя не помню. Никогда представить не могла, что у меня будет такая большая организация. Я совсем не хочу быть начальником. Трудно командовать, кого-то заставлять. Поэтому мне важно, чтобы вокруг собирались люди, похожие на меня. Для кого это не работа, а образ жизни. Я всегда верила, что такие люди есть, и они правда находятся. Мне все эти годы не хотелось превращать мой проект в организацию с жесткой субординацией и идеально выстроенной структурой, хотя без этого становится все труднее и труднее при наших масштабах. Важнее всего для меня сохранять дух той студии, из которой мы выросли, — быть семейкой, сообществом близких людей, в котором каждый слышен и значим.
Когда мы бежали на занятия в вашу студию на Дмитровке, ты сказала, что веришь — у каждого человека случаются встречи, которые меняют его. Была ли у тебя в жизни такая встреча?
Я преподавала в детской художественной студии в Балашихе, где сама выросла. Она была расположена в заводском, довольно неблагополучном районе, и моими учениками становились в числе прочих ребят все местные хулиганы. Сначала они били стекла в студии, писали нецензурные слова на гипсовых головах, а потом мне как-то удалось их на занятия заманить. И когда они стали к нам ходить, началась новая жизнь: мы с ними уже не только рисовали, но и ставили кукольные спектакли и даже с гастролями ездили.
От подруги я узнала про Пэтча Адамса, клоуна, который вместе с командой каждый год приезжает в российские детские больницы. И написала ему письмо — обычное, бумажное, никакой электронной почты в 1991 году у меня не было. Я очень хотела, чтобы он приехал в студию к моим хулиганам.
Я жила тогда в коммуналке на Бауманской. И представьте мое состояние: телефон в общем коридоре звонит, а на проводе — Пэтч! Я почти не говорила по-английски, а от шока вообще не могла сказать ни слова. Кое-как, с помощью переводчицы Пэтча, нам удалось объясниться — выяснилось, что он и его команда уже в Москве, они зовут меня пойти с ними в больницу, а потом заедут ко мне в студию.
Вот когда я впервые почувствовала, как даже одна короткая встреча может подарить такое острое ощущение счастья, что останется в памяти навсегда. Больница ходила ходуном. Летали мыльные пузыри, дети сидели и стояли на плечах у Пэтча, он доставал и доставал из карманов какие-то штуки, от которых все принимались хохотать.