Савелий Патрушев, 19 лет, Томск
По выходным Савелия можно встретить в кальянной в подвале одного из первых в городе постсмодернистских зданий. Он здесь свой: за первые две недели работы заведения успел перезнакомиться со всем персоналом. Дымят, пьют чай или что покрепче, играют в настолки или PlayStation, общаются.
Сава обычно приходит с большой компанией — десять и больше человек. Он почти всех подсадил на нарды, иногда и незнакомцы присоединяются к их игре. Собираются друзья спонтанно и могут тусить до утра, перемещаясь из кальянной в клуб или к кому-нибудь в квартиру.
Он свой во всем городе: и среди пацанов, которые «контролируют» район, и среди золотой молодежи, и в компании тусовщиков. Сава любит Скриптонита, Shortparis, «Аффинаж», хотел бы послэмиться под Макса Коржа. Но в Томске не всегда есть такая возможность — зимой тут затишье культурной жизни, которое длится до таяния снегов. В декабре был концерт одной из любимых групп Савелия — «Свидание». Вокалист разговорился с Савой — жаловался на холод. У «Свидания» есть песня на смерть Джона Леннона:
Пули не знали, в кого их стреляли,
В полете кричали «Прости»,
Если б мы знали, в кого нас стреляли,
Конечно б пытались спасти.
Иногда Савелий приезжает из центра Томска в Северск, где родился. Раньше населенный пункт на северо-западе Томска назывался «П/я № 5». В конце 1940-х здесь начали строить комбинат по производству высокообогащенного урана. В начале 1950-х СХК, Сибирский химический комбинат, объединивший четыре завода, начал свою работу. Город — почтовый ящик стал Северском, в документах его обозначали как Томск-7, въезд для иностранцев был закрыт.
Родители Савы познакомились в 1993-м — тогда же в Северске произошла первая после Чернобыля крупная радиационная авария. Четвертый уровень по шкале INES — «авария с локальными последствиями», о которой писала даже The Washington Post. Сейчас об этом почти не вспоминают.
Отец ушел из семьи, когда Савелию было шесть. Мальчик с матерью переехал в областной центр. Сава считает, мать воспитала его по-мужски. Точнее, он воспитывал себя сам: мама много работала, а отца он видел в основном по выходным. Тот исправно оплачивает учебу сына в педагогическом и подкидывает ему на личные расходы тысяч пять в месяц.
Сава хотел быть поваром, но родители настояли на вузе, и он поступил на истфак. От здания на Каштачной горе, в котором находится исторический факультет ТГПУ, всего 13 минут пешком до Поклонного креста — мемориала жертвам репрессий. Сначала колчаковцы расстреливали здесь врагов, потом в овраге хоронили тысячи умерших от тифа, в 1930-х годах Каштак снова стал местом массовых расстрелов и захоронений. Здесь погибли поэт Николай Клюев, философ Густав Шпет, князья Голицыны и Долгоруковы и еще порядка 9 тысяч человек.
Когда Савелий был старшеклассником, ни в учебнике, ни в экзаменационных билетах не было ни слова о репрессиях. «Я не хочу быть педагогом здесь, потому что я понимаю — никто тебе не позволит говорить все как есть, особенно в школе, особенно в муниципальной. Педагоги должны все рассказывать и показывать, как было на самом деле. Пусть дети сами делают свои выводы».
Один из его прадедов был раскулачен и отправлен в Воронеж. Еще два прадеда погибли на фронте. Дед Савелия — настоящий советский self-made man. Рос без отца, вырвался из забытой богом деревни в Алтайском крае, поступил в Томский университет радиоэлектроники, сделал успешную карьеру: сначала в КГБ, дослужившись до генерала, потом стал вторым лицом в Томске-7. У Савелия отличные отношения с дедом, они могут поговорить о многом, но не о политике — совершенно не совпадают точки зрения. Не совпадают они и с отцом, приверженцем идей «русского мира». Великий вождь и советская ностальгическая романтика Саву не впечатляют. «Дедушки-бабушки, которые жили при Сталине, считают его богом. Я слышал новость про то, что 80% населения одобряют Сталина, у меня волосы дыбом встали!»