Диалоги
Взглянуть в себя сквозь пейзаж
Слушать умные разговоры – одно удовольствие. Журналист Мария Слоним спрашивает писателя Александра Иличевского, каково быть аналитиком в литературе, почему стихия языка существует поверх границ и что мы узнаем о себе, перемещаясь в пространстве.
Мария Слоним: Когда я начала тебя читать, меня поразила огромная палитра красок, которые ты щедро выбрасываешь. У тебя все про то, какая жизнь на вкус, на цвет и на запах. Первое, что меня зацепило, это знакомые пейзажи – Таруса, Алексин. Ты не только описываешь, но и пытаешься осознать?
Александр Иличевский: Здесь дело не только в любопытстве, а в вопросах, которые возникают, когда ты смотришь на пейзаж. Удовольствие, которое доставляет тебе пейзаж, ты пытаешься как-то расшифровать. Когда ты смотришь на произведение искусства, на произведение жизни, на человеческое тело, удовольствие от созерцания рационализируется. Удовольствие от созерцания женского тела можно, например, объяснить пробуждающимся в тебе инстинктом. А когда ты смотришь на пейзаж, совершенно непонятстремление этот пейзаж узнать, продвинуться в него, понять, каким образом этот пейзаж подчиняет тебя.
М. С.: То есть ты пытаешься отразиться в пейзаже. Ты пишешь, что «все дело в способности пейзажа отразить лицо, душу, некое человеческое вещество», что тайна заключается в возможности взглянуть в себя сквозь пейзаж1.
А. И.: Алексей Парщиков, мой любимый поэт и учитель, говорил, что глаз – это часть мозга, вынесенная на открытый воздух. Сама по себе вычислительная мощность зрительного нерва (а его нейронная сеть занимает чуть не пятую часть мозга) ко многому обязывает наше сознание. То, что запечатлевает сетчатка, больше чем что бы ни было формирует нашу личность. Для искусства процедура анализа восприятия – обычное дело: когда ты пытаешься разобраться в том, что тебе доставляет удовольствие, этот разбор может усилить эстетическое наслаждение. Вся филология происходит из этого момента усиления наслаждения. Литература замечательно дает всякого рода способы продемонстрировать, что человек как минимум наполовину – пейзаж.
М. С.: Да, у тебя все про человека на фоне пейзажа, внутри него.
А. И.: Однажды возникла такая дикая мысль, что наше удовольствие от пейзажа – часть удовольствия Творца, которое он получал, глядя на свое творение. А ведь созданному «по образу и подобию» человеку в принципе свойственно пересматривать и получать удовольствие от того, что он сделал.
М. С.: Твое научное происхождение и бросок в литературу. Ты не просто интуитивно пишешь, но и пытаешься применить подход ученого.
А. И.: Научное образование – серьезное подспорье расширения кругозора; а когда кругозор достаточно широк, то много интересного можно открыть, хотя бы только из любопытства. Но литература – это нечто большее. Для меня это не вполне уловимый момент. Я отчетливо помню, когда впервые прочитал Бродского. Дело было на балконе нашей пятиэтажной хрущобы в Подмосковье, отец вернулся с работы, принес номер «Огонька»: «Посмотри, тут нашему парню дали Нобелевскую премию». Я в это время сидел и читал Теорию поля, второй том Ландау и Лифшица. Я помню, как нехотя отреагировал на слова отца, но взял журнал полюбопытствовать, что там эти гуманитарии придумали. Я учился в Колмогоровском интернате при МГУ. И там у нас выработалось стойкое пренебрежение к гуманитарным наукам, включая химию почему-то. В общем, Бродского я посмотрел с неудовольствием, но наткнулся на строчку: «…Ястреб над головой, как квадратный корень из бездонного, как до молитвы, неба…» Я подумал: