Осколки и камни. Премьеры и открытия Зальцбурга
На знаменитом фестивале искусств в Зальцбурге премьеры идут одна за другой, вызывая разноречивые мнения прессы и критики. Тем не менее билеты не достать. На двух главных спектаклях фестивальной программы — «Итальянка в Алжире» и «Саломея»— побывал главный редактор журнала «Сноб» Сергей Николаевич
В этом году Зальцбургский фестиваль живет оперными и драматическими страстями. Это не фигурально, а буквально так. Как постановил художественный директор Маркус Хинтерхойзер, центральная тема фестивальной программы — страсть, точнее, все ее оттенки.
Мне трудно судить по одному разговору, насколько сам Маркус является человеком страстей. Скорее, при личном общении он показался мне застенчивым, грустным европейским интеллигентом со всем полагающимся набором комплексов и маний, одна из которых носит имя российского композитора-авангардиста Галины Уствольской. Маркус — неутомимый ее пропагандист, исполнитель и толкователь. Он и на нынешнем фестивале намерен посвятить ей целый вечер. Знаток мрачных диссонансов и мертвых пауз, именно таким он предстает на своих концертах, где, кроме опусов Уствольской, исполняет произведения Луиджи Ноно, Джона Кейджа и других грандов ХХ века.
Помню, как под конец нашей беседы ему зачем-то понадобилось заглянуть в свой айфон, экран которого был вдребезги расколот.
— But, it’s broken? — удивился я. (Но он же разбитый?)
— We’re all broken, — насмешливо констатировал Маркус. (Мы все разбиты.)
Вот этот нервический надлом, болезненная надтреснутость и какая-то декадентская ломкость присутствуют в оперной программе нынешнего Зальцбурга. Идет ли это от личности худрука и его музыкальных вкусов? Или от заявленной темы фестиваля? Или от общей атмосферы, где доминируют все больше гибельные сюжеты и метафизические тайны?
При этом принятый в Зальцбурге баланс трендсеттеровской новизны и высококачественного академизма соблюден по всем пунктам: авангардная «Саломея» соседствует с умеренно провокационной «Пиковой дамой», изысканная «Волшебная флейта» (обязательный реверанс Моцарту) — с мрачной «Коронацией Поппеи». На этом фоне неожиданно легкомысленно выглядела «Итальянка в Алжире» Россини, этакий экзотический цветок диковатого колера, непонятно как расцветший на скалистых, безводных почвах новой фестивальной концепции.
Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что «Итальянка» была поставлена для другого зальцбургского проекта — фестиваля Троицы, которым руководит примадонна Чечилия Бартоли. Это она и выбрала оперу Россини, подгадав премьеру под годовщину со дня его смерти в 1868 году и позвав на постановку модный режиссерский дуэт Мойше Лейзера и Патриса Курьера. С ними она уже выпускала в 2013 году «Норму», ставшую событием в истории фестиваля. И вот теперь по контрасту с трагическими ариями Беллини — самая настоящая опера-буфф. Очень смешная, совсем неполиткорректная, какая-то вызывающе бесстрашная. Такое чувство, что к ее постановке приложили руку карикатуристы из парижского журнала Charlie Hebdo, причем до парижских терактов в ноябре 2015 года.
Алжир, куда заявляется роскошная итальянка в исполнении самой Бартоли, — это страна сомнительных лавочек и магазинов, где за закрытыми ставнями и ржавыми жалюзи идет своя таинственная жизнь. Все что-то продают, перепродают, перетаскивают какие-то непонятные коробки с места на место. Местные жители одеты исключительно в тренировочные костюмы Adidas и кроссовки Nike, ездят на старых раздолбанных авто и вооружены. И вот в этот край непуганых верблюдов и невинных убийц с пистолетами в руках приезжает Она. Дива из сказки, звезда черно-белого кино. Для усиления сходства с мировыми образцами на экране возникают бессмертные кадры из «Сладкой жизни», где Анита Экберг бегает по римским улицам с котенком на голове, а потом картинно плещется под струями фонтана Треви в ожидании, когда Марчелло Мастроянни составит ей компанию. Кадры из эпохального фильма Феллини, конечно, никакого отношения к Россини не имеют, но смотреть их всегда