Самая обаятельная и привлекательная
Ирина Муравьёва. Знаменитая актриса, которую обожают несколько поколений зрителей, скоро отметит юбилей. Интервью с ней я пытался сделать на протяжении пятнадцати лет — всё бесполезно. А сблизила нас Юрмала, где дважды проходил фестиваль музыки театра и кино «Юрас Перле».
Летом 2018-го, как только Ирина Вадимовна приехала в Юрмалу, журналисты задали ей вопрос: «С кем бы вы хотели здесь встретиться?» Муравьёва ответила: «С братьями Верниками». И я понял: это мой шанс! Вскоре мы наконец-то поговорили.
Наблюдая за вами в Юрмале, я еще раз убедился, что вы очень закрытый человек, хотя на экране — огонь, фейерверк.
Это уже крайности — насчет моей закрытости.
Почему вы не даете интервью?
А я сейчас что делаю?
Вот это мой следующий вопрос: почему вы все-таки согласились на интервью?
Так вы ж меня заставили. (Улыбается.) У нас с вами, Вадим, была договоренность еще давно, когда вы позвали меня в свою передачу «Кто там...»
Точно, это был 2003 год. Кроме молодых героев я снимал в передаче и звезд, которые рассказывали о начале пути. Вы мне комплименты про программу, я помню, говорили.
Да, мне нравилась ваша передача. «Ну давайте, хорошо», — сказала я вам. Мы договорились. А потом проходит время, и я думаю: какого шута горохового я туда пойду? Рассказывать о себе? Не хочу. Да если я еще увижу себя в эфире... И в какой-то момент я сказала вам по телефону: «Я не приеду, нет-нет, даже не уговаривайте меня». Потом, когда смотрела вашу передачу, я думала, что ужасно подло поступила: бедный Вадим, он должен был на меня обидеться. И вдруг через много лет мы встречаемся, и я слышу: «Ой, здравствуйте!» Как хорошо, что вы незлопамятный.
Мои чувства по отношению к вам действительно не изменились... В Юрмале я восхищался, как дружески и тепло вы общались со своим взрослым сыном Даниилом.
Ну, насчет того, что мы с сыном друзья... Нет. Я — мама. Которая очень любит своих детей. (Улыбается.) Но я всегда говорю им: я мама, а не товарищ.
У вас самой было такое воспитание.
Знаете, насчет воспитания... Почему, Вадим, я никогда не давала интервью? Я жутко боялась сказать что-нибудь глупое — вроде меня узнают, а я распущу перья, и будет так стыдно, родители покраснеют, скажут: в своем ли ты уме, детка? Или наоборот, что я так зажмусь, что тоже глупо. И даже мама мне говорила: почему же ты не даешь интервью — а мне казалось, что я что-то плохо сделаю и родителям не понравится. Я до сих пор об этом думаю.
А каким было ваше детство?
Детство было счастливое, хорошее. Родители были строгие. Я знала, что можно и что нельзя. Особенно я знала, что нельзя.
И чего «нельзя»?
Нельзя было ничего. (Улыбается.) Можно было делать только то, что нужно. Нужно ходить в школу, нужно заниматься музыкой, приносить хорошие отметки. Нужно дружить с хорошими девочками. Когда подружки приходили в дом, папа говорил: «Здравствуйте, проходите, пожалуйста». А мама как будто сканировала всех, и я уже знала, с кем дальше надо общаться, а с кем не надо.
По той картинке, которую вы описываете, артистка Муравьёва не должна была появиться ни при каких обстоятельствах. Как можно было даже помыслить в эту профессию пойти при таких родительских «рукавицах»?
Не будем называть это рукавицами. Будем называть это каким-то правильным воспитанием. Настоящие человеческие устои.
Какие же это правильные устои, если вашу волю подавляли?
Никто не подавлял мою волю, нет. Как-то вы не очень правильно понимаете. Когда меня спросили, кем я хочу быть, и я сказала, что артисткой, никто даже не вздрогнул, ресничка ни одна не шевельнулась. Мне сказали: «Хорошо». И когда я не поступила и меня спросили: «А что ты теперь будешь делать?», я ответила: «Работать». «А где ты будешь работать?» — «В Школе-студии МХАТ — уборщицей». Это я так себе придумала, что буду там находиться. Потому что очень хотела учиться в Школе-студии МХАТ, но меня там не захотели. И вот тут родители вздрогнули и определили меня работать в библиотеку. Я научилась на машинке печатать, каталог перепечатывала.
Вы единственная дочь?
Нет, нас двое, у меня еще сестра — на полтора года старше. Мама всё знала про нас. Она до десятого класса воспитывала нас дома. Например, мы были маленькие и поехали на Чёрное море, во Фрунзенское (сейчас это место как-то иначе называется). Проплывал пароходик, где были дети из «Артека», и мама говорила нам: «Машите, машите, это сироты плывут». Ей казалось, что в лагерь могут отдать только сирот, а родители не отдадут детей туда. Я не была ни в детском саду, ни в пионерском лагере — я ничего не знала. (Смеется.)
Но все-таки в этих тепличных условиях было больше плюсов или минусов?
Конечно, плюсов. Счастливый человек тот, который знает как можно больше «нельзя». Вот тот человек счастлив. А когда всё позволено, это ужасно.
А как возникла идея «хочу в артистки»?
В школе мы проходили «Мцыри» Лермонтова. Нужно было фрагмент выучить «Ты слушать исповедь мою сюда пришел, благодарю...». И меня вызвали, я встала у доски... Кстати, я это еще никому не рассказывала, только своим очень близким... Я прочитала, расплакалась и выскочила из класса. Мне поставили пятерку, всё... Я почувствовала какое-то вдохновение, как я сейчас понимаю. В этом прекрасном монологе, перед всем классом, вдруг раскрыла свою душу... Наверное, в этот момент я многое для себя поняла.
Первый раз вы не поступили в театральный институт, на второй год тоже...
В институт не поступила, меня приняли в драматическую студию при Центральном детском театре, куда брали только москвичей.
А почему не сложилось с театральным вузом?
В «Щукинском» мне сказали, что я не травести, не героиня, а инженю есть поинтереснее. Жестко.
Жестко. В Школе-студии МХАТ какой был вердикт?
В Школе-студии МХАТ меня попросили открыть рот. Я «дзякала», и они хотели проверить речевой аппарат. Но тогда меня это так оскорбило... Я открыла рот, все туда заглянули. Я выскочила из аудитории и плакала — это просто сюжет для художественного фильма. Я бежала и рыдала... Поступая в театральный институт, я думала: что будет со мной, если меня примут? Что случится: может, у меня разорвется сердце от радости? И вот в Центральном детском театре мне говорят: вы зачислены. Я пошла в телефонную будку, позвонила маме: «Меня приняли в студию при детском театре». У меня в этот момент было такое опустошение. Во-первых, меня приняли не туда, куда я хотела. Но слава богу, что приняли. А потом выяснилось: какое счастье, что приняли именно туда.
Конечно. В Центральном детском вы стали звездой, артисткой номер один. Мы с Игорем смотрели «Чинчраку» с Муравьёвой...