«Реальной альтернативы Байконуру до сих пор нет»
Недавно день рождения отметил Байконур — 65 лет. Праздник, правда, получился какой-то печальный: проблемы в отечественной космической отрасли не могли не сказаться и на некогда главном космодроме страны. Сегодня уже в открытую говорят о том, что в 2050 году Россия останется без Байконура, его заменят Плесецк и «Восточный». Насколько такой исход предопределен и что значит для отечественного космоса потеря Байконура, «Огонек» спросил у бывшего первого заместителя генконструктора и первого вице-президента РКК «Энергия» им. С.П. Королева Аркадия Мартыновского, для которого Байконур — это часть жизни.
— Аркадий Леонидович, Россия потихоньку дистанцируется от Байконура: запуски идут, но их все меньше, как и денег. Ставка явно сделана на развитие отечественных космодромов. Каковы шансы, что Байконур продержат до 2050 года?
— Думаю, до срока окончания договора аренды Байконура дотянем. По крайней мере, я такую необходимость вижу. Да это и не в первый, и даже не второй раз на моей памяти, когда Россия готова распрощаться с Байконуром, но в последнюю минуту ситуация кардинально меняется и этого не происходит. Может, потому, что реальной альтернативы космодрому для нас до сих пор нет. Помню, как в начале 1990‑х Борис Ельцин и его окружение прямо говорили нам, работникам космической отрасли, что намерены закрыть космодром и вообще поддерживать отрасль в прежнем объеме и на той же высоте бессмысленно и нерентабельно. Куда проще и дешевле, например, закупать спутники на Западе. До сих пор не знаю, что заставило их тогда отказаться от планов тотального сокращения всего и вся в отрасли. Не исключено, что сработали нематериальные стимулы — престиж, статус державы. Так что если уж в те «голодные годы», когда средств не было и безжалостно сокращали всё, космодрому удалось выжить, то и сегодня сдавать этот космический плацдарм рановато.
— Но сейчас альтернативы Байконуру есть — Плесецк и «Восточный»...
— Я бы не назвал эти два космодрома полноценной альтернативой. Не следует забывать, что Плесецк — военная «площадка» и у него немало задач, связанных с обеспечением обороноспособности страны, так что оставшихся мощностей для нужд гражданской и пилотируемой космонавтики будет маловато. С «Восточным» еще сложнее. Начать с того, что этот космодром не достроен и когда он заработает в полную силу, никто сказать не берется: строительство идет там уже 10 лет и, несмотря на все громкие заявления, работы еще немало. Я имею в виду готовность не только стартовых площадок, но и жилого фонда и социальной инфраструктуры. Ни один космодром не сможет полноценно функционировать, если рядом с ним не живут люди. А для этого должны существовать приличные условия — квартиры, социальная инфраструктура (детсады, школы, поликлиники, больницы), водопровод и канализация и т. д. «Жилая часть» на «Восточном» пока отсутствует. Вахтовым методом — завозя специалистов только на время космических запусков — работать можно разве что первое время, потом для нормальной частоты пусков потребуется все вышеперечисленное. Может, это покажется кому-то малосущественным, но я убежден, что люди в такой отрасли, как космическая, должны работать с удовольствием, с огоньком, с азартом. Тогда и отдача от их усилий будет значительно выше, чем то, что мы имеем, когда кто-то трудится только за деньги. А без социальных условий такой азарт рано или поздно улетучивается. И, наконец, не стоит забывать, сравнивая Байконур и оба отечественных космодрома, что с первым у нас давно отлажена дорожная инфраструктура: космические «изделия» из Центральной России, где расположены конструкторские бюро, заводы и научные центры, без перебоев прибывают на Байконур по железной дороге. С Плесецком — та же история, а вот на «Восточный» наиболее габаритные «изделия» могут прибыть разве что по Северному морскому пути.
— Зачем же так сложно?
— Дело в том, что габаритные грузы через железнодорожные туннели могут не пройти. Остается один путь — посредством Севморпути. Думаю, через несколько лет вопрос будет решен, несмотря на то что этот путь имеет ограничения по времени эксплуатации и еще ряд проблем, которые надо будет решать. С Байконуром все куда как проще.
— Зато там есть казахи, которые так долго согласовывают разрешения на запуск, что последние не раз уже переносили...
— Понимаю их скрупулезность в этом вопросе. Кому понравится, когда на твои земли падает космический «мусор», да еще и радиоактивный? С другой стороны, в Казахстане борьба за экологию давно уже стала заработком для целой группы политиков, которые прикрываются такой повесткой, чтобы преследовать свои вполне земные цели. Знаю по собственному опыту: если власти обеих стран захотят, компромисс сыщется тут же.
— А если бы Россия заменила существующие ракеты-носители на многоразовые, это помогло бы?
— Тон в диалоге, скорее всего, изменился бы. Казахское руководство, по крайней мере в годы, когда я работал на Байконуре, проявляло высокую заинтересованность в решении его проблем. Нурсултан Назарбаев тогда прилетал к нам раза четыре и не считал такие визиты за нечто из ряда вон выходящее. Мы с ним встречались, пили чай, беседовали, обсуждали, он нас знал в лицо и по именам, обращался как к коллегам по работе. Не скрою: такой подход любому профессионалу приятен. И справедливо Владимир Путин в прошлом году предложил переименовать «Байтарек» (российско-казахский проект на Байконуре.— «О») в «Нурсултан», отметив тем самым вклад экс-президента в дело сохранения и развития космодрома. Чтобы было понятно: первые лица России Байконур особо не жаловали. Ельцин не был там ни разу. Горбачев приехал в 1987 году за несколько дней до старта «Энергии», но улетел за три дня до запуска. Для меня до сих пор непонятно: зачем приезжал? На кону один из величайших проектов, над которым трудилась вся страна, были вложены миллиарды, первая попытка создания многоразового беспилотного комплекса, гордость страны, а генсек разворачивается и улетает. Сразу на ум приходит сравнение, как Дональд Трамп недавно следил за пуском Crew Dragon Илона Маска: прилетел, переживал в момент пуска, радовался благополучному исходу. Понимаю, что это — пиар, но и он нужен, это важно, чтобы власть демонстрировала свое уважение и заинтересованность в отрасли и к людям, в ней работающим. Путин на Байконуре был один раз — 15 лет назад.