Коллекция. Караван историйКультура
Леонид Роберман. Авантюрист
К Наташе Гундаревой было опасно подходить близко, но это и привлекало. В этой женщине был заряд, который мог взорваться в любой момент. И разнести все в клочья.
Леонид, интересно, что самое страшное для театрального продюсера, которым вы являетесь уже четверть века, перед выпуском спектакля?
— Когда все идет хорошо и гладко. В этом случае ожидай какой-нибудь подлости или пакости. Потому что обязательно где-то что-то затаенно зреет и в самое неподходящее время обязательно прорвется. Когда существует конкретная проблема, значительно легче: это мобилизует, появляется энергия. Недавно мы выпустили с Дмитрием Крымовым спектакль «Двое». Накануне премьеры постоянно что-то случалось. Проблемы были во всем: со звуком, светом, партером, артистами. И я был этому рад. Как говорят в Испании: «Нет плохого, что хорошим бы не обернулось». Так случилось и здесь. Закончилось все оглушительным успехом, но это было потом, а в процессе приходилось совмещать и быть сразу и психоаналитиком, и психиатром, и психбольным — все в одном лице.
— С Крымовым вы сделали уже третий спектакль.
— Да, есть еще «Безприданница» и «Борис», который был номинирован на «Золотую маску» (Тимофей Трибунцев получил премию за лучшую мужскую роль. — Прим. ред.).
— Как вам кажется, сейчас, когда мы все устали от пандемии, от всего творящегося безумия, может быть, стоит ставить что-то веселое?
— Нет, мне что-то не хочется сейчас смеяться. Совсем. Как-то не до смеха, и дело даже не в пандемии. Аргументов, чтобы не жить, сейчас больше.
— После вашего спектакля хочется жить?
— Не знаю. Еще не видел его, только фрагменты репетиции. Я настолько поглощен реализацией самого проекта, что пока не до этого. Хотя лукавлю, знаю, что зрители довольны. Впрочем, слово «довольны» не самое точное. «Спасибо за два часа боли, которые я испытала», — так написала мне одна зрительница. Думаю, что ни для режиссера, ни для продюсера высшей похвалы быть не может.
Кстати, с «Борисом» происходило то же самое. Я был настолько опустошенным и уставшим, что чувствовать уже не мог. Мог только созерцать со стороны. У меня не осталось душевных сил, чтобы перестроиться и стать просто зрителем. Я продолжал оставаться продюсером и наблюдая за происходящим, думал только: «Вот, ворон полетел, о, семь тысяч», «Понесли гроб. Сорок две тысячи несут». Такая крайняя степень усталости. Пока, как говорил Юрский, «мне нужно духу набраться», а уж потом, набравшись, пойду смотреть наш новый спектакль.
— Приведите, пожалуйста, пример, чтобы мы поняли уровень проблем театрального продюсера.
— Ремонт декораций, костюмов, продажа билетов — не являются проблемами. Это рабочие задачи, которые решаются очень просто. Основные же проблемы — это проблемы отношений. Все мы слышали о рейдерских захватах, когда люди приходят в уже готовую, успешную компанию и отнимают бизнес. Однако никто не слышал о том, чтобы захватили театральную компанию. Это невозможно! Ибо в основе успешной работы компании лежат отношения между продюсером и актерами. Именно эти отношения — самое ценное и дорогое, что может быть. Их можно заслужить — работой, заботой об актерах, годами сотрудничества, либо...
— Заставить?!
— Заставить нельзя. Артисты — это ведь такие заразы, которые обязательно... выскользнут. Не захотят играть, пойдут к врачу, возьмут справки, и ты ничего им не сделаешь. К сожалению, закон окажется не на твоей стороне. Возможности продюсера в России очень отличаются от таковых за границей. Там продюсер — владыка, хозяин, господин. В России же он чаще всего — обслуживающий персонал.
Хорошо, если артист вам прямо скажет: «Я не выйду на сцену». Хуже, когда артист говорит «Я выйду» и исчезает, не берет трубку и не появляется там, где ты его ожидаешь. Здесь продюсер бессилен, а закон в результате окажется на стороне артиста.
— Часто бывали такие случаи?
— Часто. И что еще хуже, с теми людьми, которыми дорожил, ценил их и уважал. Я терял артистов, причем иногда даже продолжая с ними работать. Лет двадцать назад случайно встретившийся драматург мне сказал: «Сегодня случилось самое страшное. Я разлюбил их — актеров...»
Тогда мне показалось это красивыми словами, и только много позже я осознал весь драматизм этой фразы. В театральном бизнесе можно быть успешным при одном условии — только тогда, когда существует любовь.
— Конкретики хочется.
— Конкретика простая... Назову людей, которых любил и для которых мог сделать все и даже больше: Сергей Юрский, Валентин Гафт, Николай Волков и, конечно, Любовь Полищук. Это те, в ком не разочаровался. Те, кого любил, люблю и буду любить. Те, кого уважал и продолжаю уважать. Но было и по-другому...
Джигарханян — один из первых артистов, с которыми я начал сотрудничать. Когда он согласился работать со мной, я был безмерно счастлив. Но точно так же, а может быть и более, был рад, когда спустя четыре года наше сотрудничество закончилось.
Союз может длиться бесконечно долго только в случае, если люди разделяют единые человеческие ценности, а когда встречаешь человека, для которого ничего, кроме него самого, не существует, когда все его поступки определяются только личным интересом без учета последствий для другого либо для других, союз должен распасться.
То, что отношения нужно разрывать сразу, как только ты с этим столкнулся, я понял не сразу.
— Так что же произошло с Джигарханяном?
— Ничего. Кроме того, что Армен Борисович несколько раз меня подвел. И даже не столько меня, сколько тех зрителей, которые его ожидали, а он не приезжал. И не имеет значения, по какой причине это происходило: возникали ли более важные дела, поступало ли более выгодное финансовое предложение либо нечто третье — не имеет значения.
Почему мы не расстались сразу же после первой истории, когда он не вылетел на назначенный спектакль, — не знаю. Вернее знаю... У меня не хватило мужества сказать ему то, что я должен был сказать. В подобных случаях необходимо расставаться сразу, не тянуть, не думать, что все изменится, что это нелепая случайность, что ты заработаешь денег, а уже потом расстанешься. Не заработаешь... Потеряешь. И не только деньги, но и людей, которые больше никогда не будут с тобой работать. Увы, все осознаешь слишком поздно.
Долгое время я считал себя гением. Для меня было более важно настоять на своем, чем поступить так, чтобы сложилось дело.
— То есть лучше пойти на уступки?
— Смотря что важнее. Если подчинить себе артиста, чтобы было по-твоему, — настаивай. Но знай, что в следующий раз, когда будет выбор поехать с тобой либо с другим продюсером, он выберет другого.
Отношения с артистами — целая наука, и у меня были замечательные учителя. К примеру Наташа Гундарева, которая говорила: «Лень, ты не имеешь права возить нас на «жигулях». Скажи об этом тем, кто нас приглашает. Это нужно не мне, а им». Видит бог, я не понимал. Дошло позже. Популярный артист — это сказка, миф, легенда! А легенду необходимо поддерживать, потому что если зритель увидит, как любимец миллионов выкарабкивается из «жигулей», он сразу потеряет интерес и уже никогда не пойдет на следующий спектакль.
Артист — это олицетворение мечты, недоступной вершины, того, к чему человек стремится, чего рьяно хотел бы. Но у него не получается... Поэтому и должны быть «роллс-ройсы», лучшие гостиницы, охранники и все атрибуты звездной жизни. В том бизнесе, которым занимаюсь я, это один из непреложных законов.
— Первый ваш спектакль состоялся ровно двадцать пять лет назад, в 1996-м, когда вы основали агентство «Арт-Партнер». В нем играли настоящие звезды. Как удалось убедить их вам поверить?
— Спектакль назывался «Какая идиотская жизнь». В ролях Джигарханян, Гундарева и Гаркалин. Каким же я был дураком! Ну как можно было так все организовать, чтобы на первые гастроли, а они прошли в Киеве, Джигарханян и Гундарева летели на одном самолете, а Гаркалин — на другом, попроще. Как можно было поселить их в разные гостиницы... И почему мне тогда казалось, что Валера — артист другого уровня, хотя он уже был и «Каталой», и «Ширли-мырли»?! В результате мы отыграли положенные спектакли, а потом, по возвращении в Москву, мне позвонил Гаркалин и сказал: «Леня, я больше не играю в твоем спектакле, ищи другого артиста». Я его оскорбил, унизил, продемонстрировал, что, мол, знай, сверчок, свой шесток. Но себя же я поселил не с Гаркалиным в одной гостинице, а с Гундаревой и Джигарханяном. Сам я был тогда кто? Никто.
Слава богу, что мне тогда удалось найти слова, извиниться, оправдаться.
— Удивительно, что он вообще сыграл.
— Удивительно конечно. Но может быть, именно благодаря этой истории мне удалось сделать с Валерой еще два спектакля и сохранить наши отношения по сей день. Поэтому сейчас хочу сказать: «Валера, спасибо, благодарю тебя за то, что ты многому меня научил!»
Если вы меня спросите, продолжаю ли я совершать ошибки, отвечу, что продолжаю.
— Какие?
— Ну вот представьте себе: кто-то заболел накануне спектакля. Последние два года это случается постоянно, но в суете ты можешь об этом забыть и другие артисты узнают о замене или отмене в самый последний момент. Хорошо, если они позвонят и скажут тебе, что ты свинья. Хуже, если они промолчат, но запомнят. Конечно, в итоге накопленное прорвется и есть большой шанс потерять спектакль полностью.
— Леонид, вы проработали с Арменом Джигарханяном несколько лет. Как вам, в то время неизвестному в актерских кругах человеку, удалось убедить мэтра начать сотрудничество? Пришли и сказали: «А давайте вы будете участвовать в спектакле»?
— Дураком был. У меня действие опережало сознание: сначала делал, потом уже думал. А чем больше дурак, тем легче работать. И я был невероятно наглым. Авантюрист!
Армен Борисович был мудрым, вообще никому не отказывал. Соглашался, а потом все либо случалось, либо само собой рассасывалось.