Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Кристина Кучеренко: «Я долго билась о дверь и выбила ее»
«Я устроилась на работу хостес в бар, и все заработанные деньги шли на оплату репетиторов, которые готовили меня к пересдаче ЕГЭ по литературе и русскому языку. Еще у меня был педагог, который готовил к вступительным экзаменам в театральный институт. Цель была поставлена, и я к ней шла. Хорошо сдала ЕГЭ, но даже не представляла, какие испытания меня ждут на вступительных экзаменах».
Кристина, вы довольно рано начали сниматься в кино. Кто первым заметил в вас актерский талант?
— Эту историю лучше всего рассказывает моя мама, потому что она ее хорошо помнит. Мне было семь лет, я училась в Московской академии хореографии, мечтала стать балериной. Со мной училась Нина Юнгвальд-Хилькевич. Ее папа, Георгий Юнгвальд-Хилькевич, создатель «Трех мушкетеров» и многих других замечательных проектов, после открытого урока в нашей академии подошел к моей маме и сказал: «Мне очень понравилась ваша дочь. Хотел бы предложить ей сходить на пробы». Он тогда искал девочку на роль маленькой Жаклин, дочери д’Артаньяна. И я, видимо, ему приглянулась. Взрослую Жаклин играла Лянка Грыу, и Георгий Эмильевич увидел в нашей внешности схожесть. Мама сначала не поняла, кто это, почему взрослому мужчине понравилась девочка и на какие пробы он ее приглашает. И сразу сказала нет. Но Георгий Эмильевич не отступал. Он рассказал про свой фильм, про роль, на которую хочет меня попробовать. И мама согласилась. Она мне сказала: «Кристина, если ты хочешь участвовать в этом проекте, то мы сходим на пробы». Конечно, я очень хотела, мне было интересно. Я не помню, как проходили пробы. Меня как-то быстро утвердили. Зато очень хорошо помню съемочный процесс. Это было невероятно круто.
Мы очень серьезно готовились к съемкам. Я училась верховой езде, фехтованию. Съемки проходили в Санкт-Петербурге. Все для меня было новым и интересным. Я относилась ко всему не как к работе, а как к какому-то приключению. А еще мне сделали мелирование, чтобы быть похожей на Лянку Грыу, она светленькая. И для меня, маленькой девочки, это тоже было необычно. По сюжету д’Артаньян долгое время скрывал, что у него растет дочь, и воспитывал ее как сына. Поэтому на меня надевали не платья, а интересные пацанско-мужские костюмы. Моя однокурсница, дочка режиссера, тоже там снималась. Так вот у нее были красивые платья, короны. А у меня — штаны с каким-то интересным фартуком, галстук, сабля. Но у меня совершенно не было ревности, что другие ходят в платьях, а я — в костюмах.
— С вами снималась плеяда великих актеров — Михаил Боярский, Вениамин Смехов, Игорь Старыгин...
— В силу своего возраста я не понимала, с какими людьми имею дело. А там, между прочим, было очень много высококлассных артистов. И Михаил Боярский для меня был просто усатым дядей. (Улыбается.) Мама мне все время говорила: «Кристина, потом вырастешь и поймешь, с кем ты работала, запоминай». Я не так много запомнила, но все равно было весело. Мама любит вспоминать историю, которая случилась во время обеденного перерыва. Вместе со взрослыми актерами мы отправились в кафе. Я ела пирожные. Нужно было уже идти на площадку, а я не успела их доесть. Когда ассистент по актерам позвала нас на площадку, мама начала меня торопить. А актриса Алена Яковлева сказала: «Нет, пока маленькая девчонка не доест свое пирожное, мы отсюда не уйдем». Это было очень человечно с ее стороны. Нужно еще знать меня — я ребенок из балета, соответственно, сладкое было под запретом. И пирожное было моей самой большой радостью. Помню, мама спросила, что бы я хотела получить по окончании съемок. И я сказала: «Хочу огромный торт и сама его съесть». Вот это для меня на тот момент было гораздо приятнее, чем игрушки.
— Захватил ли вас мир кино после этих съемок?
— На этом проекте я познакомилась со своим первым агентом. Она сказала: «Если вы захотите дальше продолжить свою жизнь в кино, можете обратиться ко мне, мы сделаем портфолио и будем ходить на пробы». Но мы с мамой быстро закрыли эту тему и долго к ней не возвращались. Я продолжила учиться в академии хореографии и планировала связать свою жизнь с балетом. Съемки в кино восприняли как классный опыт: здорово, что это было с нами.
А потом я сломала ногу. Мне было 11 лет, я уже училась на втором курсе МГХУ имени Лавровского. Неправильно встала на пуанты, почему-то без разогрева это сделала, и упала. Передо мной встал выбор: заниматься, несмотря на перелом, или уходить из балета. Балет — это очень серьезно. Время работает против тебя. Если ты пропускаешь занятия, теряешь пластичность, растяжку. А чем старше становишься, тем больше нужно заниматься. Конечно, мне требовалась реабилитация. Я должна была лежать дома, восстанавливаться, и ни о каких занятиях речи не могло быть. Школа Лавровского — это очень серьезная школа, здесь нельзя расслабляться. Если ты хочешь чего-нибудь достичь, должен много работать. Да и про конкуренцию среди балетных не стоит забывать. Быть лучше, сильнее, гибче, выносливее, худее... Стоять у станка с перелом было невозможно, а пропускать два месяца было бы катастрофой, я бы сильно отстала от своего класса, и пришлось бы нагонять. На тот момент я уже устала от этой гонки. Очень много времени из своего детства посвятила балету, и мне, честно, хотелось просто отдохнуть. Сказала маме: «Я устала, не хочу дальше продолжать этим заниматься». У нее был шок, потому что мы много времени посвятили балету: занятия, учителя, педагоги, которые меня растягивали... Я ведь с трех лет занималась — сначала гимнастикой, потом пошла в балет. Мама думала, что я вырасту и буду танцевать — если не на сцене Большого, то точно в Театре Станиславского и Немировича-Данченко. Долго меня уговаривала, чтобы я не бросала, но я была непреклонна. Мама ко мне прислушалась, и я ушла из балета.
Сейчас понимаю, что все сделала правильно. Его надо очень любить, чтобы с утра до вечера пропадать на репетициях, терпеть боль, и — возможно — ты добьешься каких-то высот. Я ведь в училище присутствовала с утра до вечера. Днем у нас были общеобразовательные предметы, а вечером — балет. Понятное дело, глядя на других ребят, я хотела так же бегать и болтаться во дворе.
— Кристина, может, стать балериной — это была больше мечта мамы, а не ваша?
— Первое время мне было интересно. Я люблю конкуренцию, мне нравится с кем-то соперничать. Мама очень поддерживала. Но взрослея, понимала, что не хотела бы танцевать всю свою жизнь. Перелом ноги стал той точкой, когда я четко осознала, что балет — не мое, не хочу этим заниматься.
Я забрала документы из балетного училища и пошла в обычную школу. И попала совершенно в другой мир. Разница между балетными ребятами и моими новыми одноклассниками была очевидна. Мальчики в училище были воспитанными, скромными, спокойными. Никогда не было драк, каких-то разборок, никто ни с кем не ругался и не выяснял отношений. Все ходили на занятия, уроки не прогуливали и прилежно учились. А в новой школе все было наоборот: девчонок дергали за косички, мальчишки бегали, дрались, хулиганили. В общем, у меня началась совершенно другая жизнь. И мой характер начал проявляться: я вступала в разные споры и драки с парнями. Был случай, когда мальчики закрыли меня в мужском туалете. А тогда было зазорно девочке оказаться в мужском туалете и, наоборот, мальчику — в женском. И вот они меня туда затолкали. Я долго билась о дверь и выбила ее. (