Коллекция. Караван историйРепортаж
Александр Зацепин: «Мне очень повезло с Гайдаем»
За десятки лет своей творческой деятельности он написал музыку более чем к 120 фильмам, среди которых «Бриллиантовая рука», «Иван Васильевич меняет профессию», «Кавказская пленница», «12 стульев», «Операция «Ы». Его часто называют гением киномузыки, а коллеги за упорный труд и творческое долголетие дали ему прозвище Железный Шурик.
Яписал балеты и симфоническую музыку, писал песни известным исполнителям, но знаменитым стал именно благодаря кино. Стоило моей песне прозвучать в фильме, как она мгновенно становилась популярной. Я работал со многими режиссерами, но сотрудничество с Леонидом Гайдаем было самым счастливым и плодотворным. Мне с Гайдаем очень повезло! Именно с момента нашей встречи моя жизнь накрепко связалась с кинематографом.
— Когда состоялась ваша судьбоносная встреча с режиссером Леонидом Гайдаем?
— Я родился и жил в Новосибирске, музыкой увлекался с детских лет и там же окончил музыкальную школу. С 1951 года обучался в Алма-Атинской государственной консерватории на композиторском факультете у профессора Евгения Григорьевича Брусиловского. В 1956-м «Казахфильм» выпустил музыкальный фильм «Наш милый доктор», где прозвучала моя песня «Надо мной небо синее»; она стала моей первой визитной карточкой. В 1958 году я переехал в Москву. Сначала писал музыку к документальным, научно-популярным фильмам, к мультфильмам. Меня пригласили на «Мосфильм» написать музыку к картине «На завтрашней улице» режиссера Федора Филиппова, в которой прозвучала песня «Костер на снегу».
Однажды все в моей жизни изменилось, помог счастливый случай. Леониду Гайдаю меня представил замдиректора «Мосфильма» Ростислав Александрович Семенов. К тому времени Гайдай расстался с Никитой Богословским, который написал музыку к его комедиям «Пес Барбос и необычный кросс» и «Самогонщики». Надо сказать, что характер у Гайдая был непростой, он был очень требовательным к себе и своим сотрудникам. Во время работы над последним фильмом с Никитой Богословским отверг какую-то часть его музыки.
На финальной записи они крупно рассорились, как мне рассказали на «Мосфильме». Никита в сердцах сломал дирижерскую палочку, сказал: «Моей ноги здесь больше не будет!» — и ушел. А впереди съемки фильма «Операция «Ы», у Гайдая нет композитора. Мне потом рассказывала Нина Гребешкова, его жена, что она как-то услышала мою песню «Надо мной небо синее» и посоветовала Гайдаю: «Возьми молодого композитора, песня-то хорошая!»
Сначала Гайдай принял мою кандидатуру в штыки: «Да, мне нравится его песня, но сможет ли он написать музыку к эксцентричной комедии?» Одним словом, он долго раздумывал. Но в конце концов рискнул и пригласил меня на фильм «Операция «Ы»...
Со мной подписали договор, дали сценарий фильма, к которому я должен был сделать музыкальную экспликацию. Он весь пестрел режиссерскими ремарками: «Здесь марш, здесь галоп, а здесь вальс». Когда мы с Гайдаем встретились на «Мосфильме», меня поразило, что его режиссерский сценарий был намного толще обычного. Там были нарисованы все герои в той или иной сцене. В новелле «Напарник» герой Алексея Смирнова, которого на стройке перевоспитывает Шурик, был изображен в виде чернокожего дикаря, бегущего с палкой в руках. И я написал к этому эпизоду самбу.
— А почему самба, а не галоп? — удивился Гайдай.
— Мне кажется, раз он вдруг почернел от копоти, эта музыка ему больше подойдет, — ответил я.
Вначале мы друг к другу притирались, отношения были довольно напряженными. Каждый раз, когда я ему на портативном магнитофончике приносил музыкальные фрагменты, он недоверчиво спрашивал: «А это не из другого фильма? У тебя там не взяли, а ты мне принес?» Подозревал, что халтурю. Но когда убедился, что я работаю честно и стараюсь сделать все хорошо, стал мне полностью доверять. И в итоге мы сработались. Он не влезал в мою творческую кухню и полностью доверял...
Ему сразу же понравилась музыка к сцене, где Шурик пытается сесть в автобус, мы начали друг друга понимать, и мне стало интересно с ним работать.
Гайдай никогда не требовал сделать так, как хочет он. Просил только, чтобы музыка была современной. У него были другие критерии: «Я не для себя снимаю, а для людей». В основном мы с режиссером сидели в монтажной, ставили музыку под эпизод и смотрели, подходит она или нет. «Да. Мне нравится», — наконец говорил Гайдай. А дня через три я приносил ему новый вариант.
— Было же хорошо? — удивлялся режиссер.
— Да, но это лучше.
Он весь монтаж фильма подстраивал под саундтрек. Каждый кадр выверял до секунды.
У меня уже был опыт работы с режиссерами, но мало кто так тщательно готовился к съемкам, как Леонид Иович. Гайдаевский подход к работе меня поразил до глубины души. Он заранее полностью придумывал сцену во всех деталях; даже интонацию, с которой актер должен был произносить реплики, — в этом весь секрет успеха его фильмов. Все фразы героев мгновенно становились крылатыми. Но даже имея такой четкий план эпизода, режиссер давал возможность актерам импровизировать.
Гайдай все для своих фильмов брал из жизни: шутки, ситуации, героев, их поступки. Например, Шурик был очень похож на него самого, даже внешне. Всю свою неприспособленность к жизни, свою наивность, равнодушие к материальным благам он вложил в Шурика. Он сам в молодости был таким интеллигентным мальчиком в очках. Гайдай рассказывал, что в начале войны его отправили в Монголию объезжать лошадей. А там они очень низкие. Когда длинный Леня садился на лошадку, его ноги буквально волочились по земле. Вот вам и первый кадр из «Кавказской пленницы»: Шурик на ослике с волочащимися по земле ногами.
Он не любил в фильмах текст. Говорил: «Текст — это радио, книга. А кинематограф — это картинка, движение».
Поразительно, но сам он никогда не смеялся на съемочной площадке, весь свой юмор вкладывал в картины. Как-то в павильоне, где снимали «Ивана Васильевича», у Гайдая брала интервью корреспондентка. Она явно предвкушала смешные истории, которые ей поведает режиссер.
— Скажите, а как вы снимаете ваши комедии? — спросила она.
На что Гайдай ответил:
— Свои комедии я снимаю очень серьезно. Это очень трудно!
И действительно, Леонид Иович сердился, когда во время съемки кто-то вдруг начинал смеяться.
Когда на экраны вышел наш первый совместный фильм «Операция «Ы», его посмотрело рекордное за всю историю советского кинематографа число зрителей — почти 70 миллионов.
— А как вы работали над фильмом «Кавказская пленница»?
— Это была вторая наша картина с Леонидом Гайдаем. Помню, очень долго искали исполнительницу на роль Нины. Гайдай провел около пятидесяти фотопроб. Среди претенденток были такие звезды, как Наталия Кустинская, Лариса Голубкина, Анастасия Вертинская, но режиссер не видел их в роли 18-летней обаятельной студентки. Тогда ассистент режиссера вспомнила, что на Одесской киностудии снимается «хорошая цирковая девочка» Наталья. На тот момент 19-летняя Варлей работала эквилибристкой в цирке. Вскоре ей направили телеграмму с просьбой приехать на «Мосфильм» на фото- и кинопробы, и она согласилась.
Во время проб режиссер спросил Варлей, может ли она сняться в купальнике, и та спокойно разделась перед камерами. Тогда вся съемочная группа удивилась и подумала, что девушка очень раскрепощенная, но они просто не учли, что для цирковых купальник — это рабочая одежда, можно сказать, униформа.
Еще когда мы работали над «Операцией «Ы», я предложил завершить новеллу «Наваждение», где встретились Саша и Лида, песней. Но Гайдай отказался. Потом, правда, жалел, все время меня упрекал: «А что ты не настоял!» В «Кавказской пленнице» Леонид Иович решил исправить ошибку и заказал мне хит, который должен будет петь весь народ.
Я уже сотрудничал с поэтом Леонидом Дербеневым. Сочинили песенку «Первый день календаря», и Гайдай сразу стал давать ее послушать друзьям и недругам, чтобы проверить, каков будет результат. Потом мне говорит: «Знаешь, половина сказала, что песня хорошая, а другая — что она так, средненькая. Надо писать снова, она должна стать народным хитом».
Я, конечно, расстроился, но раз не получилось, так не получилось, для меня это означало, что нужно сделать то, что надо, и притом срочно. Я уехал в Дом творчества в Иваново и «во всю ивановскую» стал работать над «хитом». Устроил себе «Болдинскую осень», в поте лица написал там пять мелодий, и среди них ту самую, которая потом стала «Песенкой о медведях».
А Гайдай уже в Алуште вовсю снимал фильм. Я послал ему пленку с мелодиями и написал, чтобы он обратил внимание на третью из них, что, когда появятся слова, песня может стать шлягером и что лучше я уже ничего не напишу. Получив письмо, он мне отвечает: «Вроде ничего мелодия, но это все не то. Я лучше приглашу Арно Бабаджаняна».
Я обиделся, в сердцах бросил: «Не нравится — приглашай Бабаджаняна!» — и отправился к Ивану Пырьеву, руководителю творческого объединения «Луч» на «Мосфильме», с заявлением об уходе из картины. Он внимательно на меня посмотрел и сказал:
— Как это вы уходите?! Мы же отметили еще на первой картине, что вы как раз чувствуете гайдаевскую эксцентрику, его почерк, пишете то, что надо. Что это такое-то, давайте сюда Гайдая! Где Гайдай?
— В Алуште снимает.
Одним словом, без долгих разговоров Пырьев отправил нас с поэтом Дербеневым в командировку в Алушту: мол, на месте сами разберетесь. И порвал мое заявление.
Мы отправились в Алушту. Помню, заходим с Леней Дербеневым в гостиницу и встречаем знаменитую тройку — Никулина, Моргунова и Вицина. Ребята, увидев нас, начали хором напевать мелодию песенки: «Ла-а-а-а-а ла-ла-ла ла-а-а ла-ла!..»
Оказывается, они сказали режиссеру:
— Замечательную мелодию Саша написал, мы ее сразу запомнили, все время хочется напевать.
Но Гайдай по-прежнему был непреклонен:
— Главное, чтобы народу понравилось, а вы не народ, вы — артисты!
На следующий день наконец-то встречаемся в дверях с Леонидом Иовичем. Он удивленно спрашивает: «А вы зачем сюда приехали?» Я честно рассказал, что был у Пырьева, который порвал мое заявление. Гайдай засмеялся: «А что мне Пырьев! Не он же снимает картину. Нечего вам тут делать!» Повернулся и пошел снимать фильм дальше.