Коллекция. Караван историйЗнаменитости
"Я не коммунистов играю, а людей!" — говорил Петр Вельяминов, потомственный дворянин в тридцать девятом колене
"О Петре Вельяминове пишу очень давно, сохраняю память о нем. Горжусь, что мы тепло общаемся с его сыном Сергеем и вдовой Татьяной, человеком воистину близким. В разные годы Татьяна дала мне два интервью и позволила поработать с воспоминаниями Петра Сергеевича. В этом материале — бесценные рукописи и архивы с редкими фактами о жизни актера", — рассказывает главный редактор Анжелика Пахомова.
Татьяна Вельяминова: Пете присудили десять лет лагерей за то, за что потом наградили орденом
В анкете для выезда за границу про Петю написали: «В быту скромен. Женат три раза». Он очень смеялся, вспоминая эту формулировку.
Когда мы встретились, Петру Сергеевичу было уже пятьдесят восемь лет, мне — почти вдвое меньше. Впрочем, я тогда не знала, что у нас такая разница. Кстати, троюродная сестра мужа тоже всегда выглядела моложе своих лет — сейчас ей уже девяносто шесть, но этого возраста не дашь. Наверное, у них это наследственное. А ведь жизнь этих людей была нелегкой! Вот и Петя выглядел от силы лет на сорок. Красивый статный пепельный блондин с подтянутой фигурой и гладким лицом.
«Вы не могли бы посмотреть этот сценарий? — спросил он, протягивая стопку бумаги. — Мне интересно ваше мнение...» Я подумала: «Чего он хочет от меня?» На тот момент работала диспетчером в строительном тресте и вряд ли могла дать хороший совет, но листы приняла и пообещала позвонить.
Когда рассказала коллегам на работе, что случайно в гостях познакомилась с актером Вельяминовым, те заахали и заохали. Только тут я сообразила, что он знаменитость. Мне было лет пятнадцать, когда по всей стране гремели «Тени исчезают в полдень», моя мама, как и все женщины в Советском Союзе, была влюблена в Петра Вельяминова.
Даже позже, когда наши судьбы с Петром Сергеевичем соединились, я слабо разбиралась в его работе. Он мало говорил о ней дома — словно не придавал особого значения. И не вспоминал о том, как еще до знакомства со мной снимался в советских кинохитах... Помню, перехожу Невский проспект и вижу плакат «Пиратов XX века», и там большая фотография Пети — спустя годы в кинотеатрах снова показывали этот фильм. И только в тот момент с удивлением осознала, что Петя играл в «Пиратах...».
Когда я поняла, что этот человек может стать моей судьбой? Уже на второй встрече. Мы обедали в ресторане, в большой компании... Петя шутил, угощал присутствующих. Зарабатывал он в тот период хорошо и, видимо, наслаждался тем, что есть деньги и всего много. Потом мы стали созваниваться — ведь он жил в Москве, а я в Ленинграде. Очень скоро почувствовали, как близки друг другу... Но признания прозвучали позже, ведь на тот момент мы оба оставались не свободны.
С Петей было интересно, и не только из-за остроумия. Его жизнь оказалась полна тайн и противоречий. Во-первых, я с удивлением узнала о его возрасте. Во-вторых, выяснилось, что он потомственный дворянин и роду Вельяминовых уже около тысячи лет! В-третьих, Петр Сергеевич был не только известным артистом, но и врагом народа. Не сразу он стал подробно рассказывать о своем лагерном прошлом. Например Георгий Жженов, который называл мужа «товарищем по несчастью», перед смертью объехал все места отсидки, а мужу тяжело давались эти воспоминания. Да и не принято было в советское время о таком говорить!
У Петра Сергеевича была замечательная семья. Его отец, Сергей Петрович Вельяминов, перед революцией окончил Павловское военное училище. Но советскую власть он принял и уже в 1918 году воевал в командном составе Красной армии. Правда, прошлого ему все равно не простили — в начале тридцатых годов посадили. Мама, Татьяна Ермиловна, всерьез занималась воспитанием сына: он хорошо знал немецкий язык, играл на скрипке, много читал. Что мог почувствовать домашний, выросший в любви шестнадцатилетний мальчишка, которого хватают на улице, бросают в камеру, тащат на допрос, бьют?
Однажды муж сел писать книгу об этом, и у него сразу стали такие страдающие глаза... Он сделался отрешенным, замолчал, перестал спать, все время о чем-то напряженно думал. Петя буквально заболел! Тогда я подумала, что жизнь мужа мне дороже, чем книга о нем, и упросила отложить рукопись. Больше он к ней никогда не вернулся. Так и не записал, как однажды в лагере съел чужую картошку и в наказание его тащили несколько километров по рельсам, и об каждую шпалу он бился головой. Он не записал множества историй! Но кое-что все-таки осталось на бумаге. Вот, например:
«Все случилось в 1943 году во время войны, я был в десятом классе и еще даже не успел окончить школу. О чем я мечтал? Быть военным! И вдруг я заметил, что за мной следят какие-то люди в штатском. Не поверите, я даже обрадовался! Это так интересно — поиграть в шпионов... Потом они пропали, и я успокоился. И вот утром тридцать первого марта, когда я сошел с трамвая, какой-то мужчина подошел ко мне и предложил сесть в машину. Я взглянул на большие часы на Манежной площади, они показывали 11:40.
Никакого суда не было. Мне просто предъявили постановление об аресте за участие в антисоветской организации «Возрождение России». И приговорили к десяти годам исправительных работ. Десять лет! Разве можно в это поверить? Если бы я поверил, то сошел бы с ума. Поэтому старался не думать об этой цифре. Дома к тому времени обо всем узнали и присылали мне одежду и продукты, только это и спасало. Можно только догадываться, что мама пережила за то время, что я находился в лубянских застенках. Я надеялся, что у близких все в порядке, но это было не так.
После моего ареста, тридцать первого декабря 1943 года, отец приехал в Москву на побывку с фронта и застал квартиру в беспорядке. Оказалось, мою маму арестовали накануне ночью и был обыск. Отец три дня прожил дома, а на четвертый его тоже арестовали. Он отсидел еще десять лет. Мама была сослана на пять лет в село в Красноярском крае, потом вернулась в Москву. Ее снова арестовали, и она еще пять лет провела в ссылке. А меня вместе с партией осужденных отправили в пересыльный лагерь в Котлас. Жили в бараках, которые были переделаны из овощехранилищ, работали по много часов как проклятые! В то время не было разделения в лагерях между политическими и уголовниками. Поэтому часто возникали ситуации вплоть до убийства... Доставалось и мне, но все время рядом оказывался человек, который меня спасал. В то время я уже весил сорок семь килограммов и был близок к дистрофии, потому что за год не получил ни одной посылки из дома. Мысли о еде преследовали меня круглые сутки! Сестра голодала и ничем помочь не могла. А отец и мама сидели. Кстати, узнал я об этом, лишь прибыв в лагерь. Со мной случилась истерика, я бросался на проволоку, бежал в запретную зону, в меня стреляли... Потом вскрыл себе вены. За это мне чуть не накрутили дополнительный срок по статье «саботаж». Я попал в лазарет.
И опять рядом оказался человек, который принял участие в моей судьбе. Начальница лазарета, москвичка, оказалась матерью девочки, которая училась со мной в параллельном классе. Она узнала меня и выходила. Иногда в лагере проводили вечера самодеятельности. На них я читал отрывки из художественных произведений, например из «Евгения Онегина». Меня заметили и взяли в лагерный театр. За роль американского сенатора в пьесе Симонова «Русский вопрос» мне существенно сократили срок. Таким образом, я вышел из лагеря, отсидев девять лет и девять дней. Меня освободили девятого апреля 1952 года».
Много лет Петр Сергеевич пытался добиться реабилитации. Вы не представляете, сколько раз он писал «куда следует» и как у него в этот момент тряслись руки, у него душа переворачивалась! Но просьбы оставались без ответа.
Иногда его друзья удивлялись:
— Ты таких кровей, а постоянно играешь большевиков. Что, других коммунистов не нашли, кроме тебя, отсидевшего как враг народа?
Он отвечал:
— Я не коммуниста играл, а человека, и дай бог, чтобы все коммунисты такими были...
Справка о реабилитации пришла только в 1984-м. А через год мужу дали народного артиста. Когда сменилась власть в стране, Петр Сергеевич сначала очень обрадовался. Тогда все сразу вспомнили про дворянские корни, и мы с мужем даже посещали какие-то балы, нашли бывшее имение Вельяминовых. Но потом нам играть в это надоело. Под конец жизни Петру Сергеевичу вручили два ордена «За заслуги перед Отечеством». Посадили за «Возрождение России», наградили за заслуги перед Отечеством...
Выйдя из Кремля, мы пошли на Манежную площадь, Петя показал место, где его взяли, и сказал: «Я тогда жалел, что рано сошел с трамвая. Проехал бы еще кружок — дольше побыл бы на свободе...»
Когда в 1952-м он вышел из лагеря, ему нужно было начинать жизнь заново. Искать крышу над головой, как-то зарабатывать — и все с нуля. Еще существовал запрет на проживание в ста городах. Муж рассказывал, что, выйдя из ворот лагеря, просто не знал, куда идти. Больше всего его огорчало, что нет образования, это беспокоило до преклонных лет! Когда Петру Сергеевичу было семьдесят семь и он уже сам преподавал, был деканом театрального факультета в Балтийском институте экологии, политики и права, ему вручили шуточный студенческий билет. А он сказал: «Лучше дайте диплом!»
Кстати, студенткой мужа была тогда еще никому не известная Елена Ваенга. Почему-то Петр Сергеевич ее выделял среди всех и предсказывал славу, говорил Лене: «Тебя узнает вся страна!» На одном из самых первых ее концертов он преподнес Ваенге настолько огромный букет цветов, что еле взобрался на сцену. Остановившись возле нее, муж стал бросать под ноги Елены по одной розе. Уже тогда он признавал ее талант...
После лагеря Петя нелегально рванул в Москву, навестил сестру, потом прятался на квартире у ее мужа. Деньги на дорогу ему дал какой-то незнакомый осетин, и муж потом всю жизнь искал его, чтобы отдать этот долг, даже хотел сделать объявление в телепередаче...
В Москве он понял, что там его никто не ждет, отец и мать еще не освободились. Татьяна Ермиловна отсидела десять лет, Сергей Петрович в общей сложности восемнадцать. Что удивительно, после возвращения Петины родители снова стали жить вместе. Это случалось нечасто, ведь обычно люди отвыкали от родных в лагерях, забывали собственных родителей, мужей, детей. Ну а то, что Петр стал артистом, не произвело на родителей сильного впечатления: выжил — и слава богу!
Из Москвы он уехал в Абакан, где сначала работал на лесоповале, а потом устроился в местный театр. Так началась его карьера актера. Он сменил около десяти театров, прежде чем попал в свердловский, где его и увидели режиссеры Усков и Краснопольский. Они подыскивали актера с внушительной, мужественной внешностью на роль председателя колхоза Захара Большакова. И увидев Петра Сергеевича, поняли — это он! Так и открыли стране Вельяминова.
Режиссер Валерий Усков, долгие годы друживший с Петей, сначала как-то несерьезно меня воспринял. А потом, через много лет, сказал такую вещь: «В молодости Петр пытался построить отношения с женщинами творческих профессий — актрисами, художницами. Они были ориентированы на себя. И вот наконец-то он встретил простую заботливую женщину, которая была готова подстроиться под него». Да, я подстраивалась. В то время у меня была однокомнатная квартира на Миллионной улице, в том же доме, где мы потом с Петей прожили всю жизнь. Он часто приезжал в мой город — то сниматься на «Ленфильме», то с творческими вечерами. Мы уже чувствовали себя мужем и женой, но не торопились идти в ЗАГС. Между нашим знакомством и регистрацией брака прошло долгих восемь лет.
Почему я не хотела замуж? Нет, меня не мучила совесть, я ни у кого ничего не украла. У Пети в последнем браке не было общих детей, а от предыдущих женщин дети выросли, были уже моего возраста. При разводе он все оставил бывшей жене — всегда так делал, был в этом отношении очень порядочным. И ни про одну из своих бывших жен не сказал худого слова — никогда! Я думаю, он всегда шел за чувствами и уходил, потому что влюблялся. Был искренен, не терпел лжи.
Что же нам мешало пожениться? Дело в том, что в нашей жизни произошла трагедия, о которой я никогда не рассказывала и сейчас говорю об этом впервые. У нас появился сын, но Бог ребенка забрал. Мне трудно описать словами, что нам пришлось пережить в этой ситуации... Вот что позже написал сам Петр Сергеевич в своем дневнике: «Виноваты оба! Оба не учли возраста. Бежали, летели, ехали... Не уберегли!»
Иногда в таких случаях супруги сразу же стараются сделать еще одну попытку, но я не хотела — возник огромный страх потери. Понимаете, вот у кого-то умрет любимая собачка, и он не хочет другую, боится. А какая это боль, когда теряешь ребенка? Невероятная... И мы решили, что детей у нас больше не будет. Эта тема закрылась навсегда. А если не будет ребенка, то зачем тогда выходить замуж?