Во имя грозного закона Братоубийственной войны*
Известный российский историк, автор книг — о красном и белом терроре, о причинах этого явления, его масштабах и уроках, которые мы можем извлечь из этих событий
Недавно вышли две книги, посвященные, соответственно, красному и белому террору, известного российского историка, кандидата исторических наук, доцента кафедры новейшей истории России Института истории СПбГУ Ильи Ратьковского, который исследует феномен террора в обоих его проявлениях уже много лет. Хотя это дела давно минувших дней, однако уроки, которые несет нам история гражданского противостояния, дошедшего до взаимной чудовищной жестокости, актуальны всегда, и их надо всегда помнить. Тем более что каждый способен видеть, какие нешуточные страсти до сих пор бушуют при обсуждении этих давних событий в социальных сетях. А значит, раны, нанесенные обществу во время этих событий, остаются болезненными даже через сто лет. Именно поэтому в современной России до сих пор не сформировался общественный консенсус по отношению к революции и Гражданской войне. А больше всего будоражит общественное мнение вопрос о масштабах и мотивах красного и белого террора, о том, кто виноват в этом мрачном разгуле жестокости и насилия. Мы встретились с Ильей Сергеевичем, чтобы обсудить эти вопросы.
— Поначалу Октябрьская революция протекала довольно мирно. Непосредственно после нее каких-то масштабных столкновений не было, но уже к середине 1918 года началась Гражданская война, сопровождавшаяся всплесками чудовищной жестокости. Почему, на ваш взгляд, произошло это ожесточение, причем с обеих сторон?
— Говорить о насилии летом 1918 года как возникшем на пустом месте нельзя. Уже до этого были такие явления, как несанкционированный террор, возникший не в силу чьих-то приказов. Если мы говорим о белом антибольшевистском терроре, то здесь можно вспомнить хотя бы московские события уже в конце октября 1917 года — расстрел красноармейцев в Кремле. Приказов нет, но есть факт гибели десятков людей, расстрелянных из пулеметов. Участники этого расстрела оказались затребованы потом в последующей практике белого террора, в том числе в корниловском походе, когда они принимали участие, в том числе в расстрелах военнопленных, то есть здесь можно видеть определенную цепочку событий. Опять-таки можно вспомнить применительно к белому террору события, связанные с Ледяным походом и предшествующие им события январяфевраля 1918 года: корниловский приказ пленных не брать. Определенная практика белого террора — не повсеместная еще, может быть, не полностью оформленная — уже наличествует.
Были случаи такого же несистематизированного насилия и у противоположной стороны. Можно вспомнить, например, события в Крыму в феврале 1918 года, где инициатива исходила от местных властей, причем коалиционных, включавших не только большевиков, но также эсеров анархистов. И там счет шел на сотни жертв. Прецеденты уже были с обеих сторон, они не были санкционированы, но они были. Было сложное переплетение взаимного ожесточения, но здесь всплывает одна из основных проблем красного и белого террора — терминология. Что называть террором?
Что мы понимаем под красным террором? Это политика большевистских властей. А как тогда рассматривать события в Крыму, к которым советское правительство не имело отношения? Или же события в Киеве, где муравьевские расстрелы были в конце января? Число расстрелянных — более полутора тысяч человек. А ведь Муравьев не был большевиком, он был левым эсером. А как быть с белым террором? Понимать белый террор, как некоторые делают, только как проявление белой государственности, то есть не зачислять деяния каких-то союзников белых и вообще других противников красных? Скажем, те же самые январские события, Где «красным» расстрелам предшествовали антибольшевистские, антирабочие расстрелы. Причем массовые: только в Арсенале шестьсот человек было расстреляно, а общее количество погибших составило полторы тысячи человек. Кто расстреливал в январские дни в Киеве? Петлюровские войска, но в их составе было русское офицерство в значительной степени. Признать ли это актом белого террора? Многие считают, что не нужно, ведь это петлюровцы.
Но, наверное, все-таки белый террор может рассматриваться в целом как антибольшевистский, антисоветский, и в этом сопоставлении должен сравниваться с красным террором, который не всегда большевистский. Надо, видимо, говорить о революционном терроре и контрреволюционном.
Поэтому если возвращаться к лету 1918 года, то, с одной стороны, весной разгромлена армия Корнилова, а сам он погиб. И после этого действительно случился кратковременный мирный период. Вспышки начального ожесточения и начального стихийного террора вроде бы прошли. И характерно с этой точки зрения майское заседание большевистского руководства, где вопрос о введении красного террора ставится, но ставится он в связи с массовым белофинским террором. Но от его введения отказались. Однако интервенция, Гражданская война, расправы на Востоке во время продвижения чехословацкого корпуса, возобновление активных военных действий приведут к активизации ставки на насилие. Лето 1918 года — это предтеча самого массового террора с обеих сторон, который начнется в конце августа — в сентябре. Причем, начался он одновременно и с той и с другой стороны. Красный террор со стороны ВЧК был провозглашен после гибели Урицкого и покушения на Ленина 30 августа 1918 года, одновременно схожее, но гораздо более масштабное явление наблюдается у белых. Достаточно назвать расправы Анненкова над участниками Славгородского восстания в конце августа — начале сентября, где было убито несколько тысяч человек. Соответственно, действия генерала Покровского в Майкопе — майкопская резня в сентябре.