«Черный лебедь» политической системы
Болезнь Алексея Навального может привести к появлению новой несистемной оппозиции с новым набором идей. Снимут ли «новые партии» протестную пену?
Вся эта история выглядит жутко подозрительной и несвоевременной для российской власти. Заболевание или отравление самого хайпового столичного оппозиционера на юге Западной Сибири, у черта на куличиках даже по меркам нашей гигантской страны. Шельмование омских врачей, которые не нашли ничего подозрительного ни в анализах, ни на коже Алексея Навального. И тут же частный борт в Германию, в клинику, специализирующуюся на лечении отечественных оппозиционных деятелей. Дальнейшее молчание немецких врачей, выдавших лишь звонкий анонс для прессы «ингибиторы холинэстеразы» без каких-либо доказательств. И уже в памяти западного обывателя позабытые «Новичок» в Солсбери и убийство Бориса Немцова под стенами Кремля. Западные СМИ тут же снабдили читателя отборной пропагандой. Как ждали.
В Кремле делают вид, что история с Навальным российскую власть особо не трогает. Но она уже стала повесткой для общения с западными лидерами и едва ли не лично с Дональдом Трампом. Новым поводом для санкций и антироссийской риторики, спасительной для проблемной внутриполитической повестки в Штатах и ЕС. И это в момент, когда Россия в очередной раз рассчитывала на деэс калацию в отношениях с партнерами на волне выхода из коронакризиса. Мы готовы облагодетельствовать мировое сообщество живительными вакцинами. И помочь пострадавшим странам. И демонстративно избегали жестких мер в белорусском кризисе. Но вот опять кровавое КГБ травит радетелей демократии. Сами же отправили фигуранта за границу, как улики по малайзийскому боингу, есть ли чему удивляться?
Есть расхожая идея, будто Кремлю привычно ликвидировать своих политических противников. Даже если согласиться с этой сомнительной мыслью, Кремлю совсем не с руки ликвидировать Навального. Он был не просто не опасен, он был выгоден власти как важный контролируемый элемент политической системы. А кому выгодно устроить провокацию — тут вариантов много. Сам Навальный давно играет в межэлитных войнах, высокопоставленных и состоятельных врагов у него хватает. Здесь действительно напрашивается параллель с Борисом Немцовым. Политика заказали то ли внешние интересанты, то ли внутренние силовые кланы, но в обеих версиях это убийство стало болезненным ударом по кремлевской элите. И где были спецслужбы, которые обязаны присматривать за такими потенциальными «сакральными жертвами»? Немцов такой фигурой стал лишь отчасти — на его фланге продолжал доминировать Навальный. А кто сейчас займет лидерские позиции в несистемном лагере?
Потенциальная разбалансировка политической системы пугает на старте знаковых кампаний транзитного периода. Уже в следующем году выборы в парламент, а ведь прорабатывался и вариант досрочного голосования. Кампания по поправкам к Конституции получилась исключительно удачной, но при сильнейшей мобилизации вертикали. Уже Единый день голосования (ЕДГ) в сентябре может преподнести сюрпризы по явке и результатам. Но глобально ситуация контролируема. Политическая система давно инерционна и консервативна. Все на своих местах: «Единая Россия» берет свое как безальтернативный обладатель ресурса. Системные старички-оппозиционеры аккумулируют протест в регионах. Несистемная оппозиция собирает радикалов в столице. До сих пор этот баланс работал, пусть и со всполохами в 2018 году на губернаторских выборах, в 2019-м — на выборах в Москве, в 2020-м — в Хабаровске. Тем не менее эти кейсы стоит назвать исключениями: в каждом из них видны просчеты власти в прогнозах или тактике. В целом все работало. И вот из системы изъяли важный элемент.
В чем риски? Посмотрите, во всех протестных акциях последних лет прослеживается одна картина: они аполитичны по своей сути, лишены ясных лозунгов и конкретных идей, они не направлены на захват власти и перехват управления. И еще: у них нет организаторов и вдохновителей, политические игроки подстраиваются под народные акции, и получается, надо сказать, плохо. Белорусские и американские протестующие, демонстранты в Хабаровске, Париже и Белграде выходят по внутреннему зову справедливости и чаще всего отвергают «политическую крышу» институциональных игроков. Такие выступления для властей непредсказуемы, непонимаемы и плохо регулируются, ведь вести диалог, по сути, не с кем и не о чем. Остается либо удовлетворить мейнстримовое требование, чаще всего неисполнимое, либо игнорировать многодневный протест с подключением силовых элементов, что только топит рейтинги власть имущих.
Такое развитие революционной повестки в том числе следствие деградации партийной системы по всему миру, ухода профессиональной политики от понимания запросов населения, фрагментации и радикализации политической риторики. Россия тут в целом в тренде, хотя и проходит собственный путь. Сегодня свыше 40% россиян не видят партий, за которые они могли бы отдать свой голос, говорят социологи. Мы в «Эксперте» насчитали 37% процентов «неокученного», свободного электората. И это на фоне интереса к политике и растущего желания прийти на избирательный участок (см. «37 процентов неокученного электората, № 10 за этот год). Несистемная оппозиция на общем фоне, казалось бы, набирала сущие копейки. Рейтинг самого Алексея Навального дрейфует от двух до четырех процентов. Однако периферия его электората куда обширнее: за отсутствием иных политических предложений акции несистемной оппозиции поддерживают многие протестно настроенные граждане столицы, молодежь, предприниматели, интеллигенция. Им может не нравиться лично Навальный, но они равняются на его повестку и акционную деятельность. До сих пор он выступал точкой сборки для городских оппозиций — и это было чрезвычайно удобно и контролируемо для власти.
Теперь же, после заболевания/отравления Навального эта периферия предоставлена сама себе. Два варианта — и оба рискованные. Либо у несистемной улицы появится новый лидер, который объединит прочих, замкнет на себе связи с элитами и зарубежные гранты. И в итоге выведет протест на новый институциональный уровень. Либо, что пока кажется более вероятным сценарием, лидеров местного значения будет много, то есть не будет вовсе, и протестное поле рванет непредсказуемо по фронтам сумбурной повестки соцсетей.
Вероятно, для того чтобы вернуть в конкурентное поле голоса тех, кого пока не слышно, — предоставить им площадку для того, чтобы найти решение своих проблем, — Кремль и решил прокачивать партийное пространство, экспериментально продвинув сразу несколько новых проектов. Они родились не более года назад, но уже активно участвуют в региональных выборах в Единый день голосования 13 сентября 2020 года. И, судя по всему, имеют шансы пройти в парламент 2021 года. «Мы видим, что власть, учитывая перспективу подготовки к выборам в Мосгордуму и общий кризис представленности, решила сделать более привлекательной партийно-политическую систему, введя в нее новые партии в тестовом режиме, которые, по задумке, должны позволить накопившемуся протесту осуществиться через выбор, а не через непредсказуемую улицу», — считает Дмитрий Бадовский, руководитель фонда ИСЭПИ.
ЕДГ-2020
Выборы глав 20 субъектов федерации (18 прямых, два — через региональные парламенты) и депутатов заксобраний в 11 регионах нас ожидают во второе воскресенье сентября. Больших сюрпризов не ждут, но интриги имеются. Проблемы у кандидатов власти на управление регионом, теперь практически повсеместно представителей «Единой России», могут возникнут в Архангельской и Иркутской областях. Проблемы — это вероятность второго тура. Исследователи также считают нестабильной ситуацию в Костромской, Пензенской областях и Краснодарском крае. Но трехдневное голосование должно сгладить недочеты технологов. В целом же губернаторские кампании прошли по лекалам предыдущих лет. Системные оппозиционеры из ЛДПР и «Справедливой России» активно разменивались кадрами и сильных оппонентов не выставили. А у КПРФ из 16 кандидатов пятеро не прошли муниципальный фильтр. Надо отметить, что все разговоры о его смягчении давно прекращены.
Интереснее наблюдать за партийным полем боя. Здесь вопрос — удастся ли «Единой России» сохранить первое место по партийным спискам (мажоритарщики по-прежнему дают перевес мест для партии власти в заксобраниях). В среднем рейтинг единороссов балансирует в пределах 30–35%, правда, в августе он демонстрировал некоторое снижение.
Уставшим наблюдать за малопринципиальным для вертикали в регионах действом предлагается новое блюдо: «новые партии». Речь идет в первую очередь о «Новых людях» Алексея Нечаева, одного из основателей компании Faberlic, и «За правду» писателя Захара Прилепина. К этой когорте можно также отнести Партию прямой демократии Вячеслава Макарова, создателя популярной игры World of Tanks, партию «Зеленая альтернатива» и даже Партию роста, получившую свежее дыхание благодаря новому фронтмену Сергею Шнурову. Эти движения называют не иначе, как проектами Кремля. Мы же можем утверждать лишь, что некоторые из новых игроков действительно получили административную поддержку и всерьез претендуют на места в региональных заксобраниях, что сильно облегчит их участие в кампании по выдвижению в Госдуму 2021 года.
Партия «За правду» делает ставку на патриотическую повестку, социальную справедливость, защиту русского языка и семейных ценностей. Партия прямой демократии обращает внимание на «цифровое поколение» и активно разворачивает свои отделения уже в пяти десятках регионов. «Зеленая альтернатива» окучивает экологическую повестку, Партия роста защищает бизнес. «Новые люди» выступают наиболее заметно, поскольку мощно вкладываются в медийное позиционирование, их повестку можно описать как повсеместное обновление институтов власти и совершенствование госуправления.
Главная интрига в том, какой электорат получат новички: свободный и еще незанятый либо уже используемый системными и несистемными игроками. Отнимут ли они голоса у «Единой России» или сыграют на поле КПРФ или ЛДПР? Кроме того, им предстоит конкурировать со старыми и относительно популярными на местах брендами малых партий — «Родиной», КПСС, «Коммунистами России», Партией пенсионеров.
В первую очередь стоит обратить внимание на «Новых людей» и «За правду». Прилепинцы могут охватить патриотический электорат, разочарованный в недостаточном консерватизме государственной политики, стагнирующем Донбассе и либеральной экономической политике. «Новые люди» в паре с Партией роста ориентируются на городской средний класс, интеллигенцию, предпринимателей, молодежь. Оба проекта пытаются отвечать на запрос части электората на перемены без революции и потрясений устоев. Но, похоже, в последнее время сама повестка радикализировалась и избиратель предъявляет власти все более жесткие требования. Но тут уже есть выбор. Ужесточилась риторика системных партий. ЛДПР, судя по всему, улучшит свой результат на фоне хабаровского кейса. КПРФ довольно жестко критикует последние новации власти — от пенсионной реформы до поправок к Конституции. И конечно, требует сменяемости власти несистемное крыло. Смогут ли все еще «пушистые» новые партии отобрать здесь голоса?
Пока что говорить о прямой конкуренции «новых партий» с несистемной оппозицией не приходится, надо для начала посмотреть на результаты первой серьезной кампании в сентябре, но вопрос борьбы за избирателя очевидно встанет в 2021 году на выборах в Госдуму. Там в игру вступит фактор федеральной столицы, начнется борьба за одномандатные округа, в которых у несистемщиков есть популярные представители и заготовка в виде «умного» голосования. Не стоит забывать и о ресурсе уличных протестов: он будет использован вне зависимости от результатов. Большой вопрос, смогут ли «новые партии» встроиться в столичную повестку при условии аккуратной лояльности Кремлю.
Ситуативно беда, случившаяся с Алексеем Навальным, может объединить несистемную оппозицию, внутренние конфликты прекратятся. Но если он надолго выпадет из активной политической жизни, это может создать внутренние проблемы и расколы в оппозиции, сравнимые с теми, которые в отсутствие Немцова привели к распаду «Демкоалиции» весной 2016 года, на старте прошлой парламентской кампании, и непродуктивному (для несистемщиков) бойкоту выборов. Без личного авторитета и медийных ресурсов Навального другие оппозиционеры начнут подвергать сомнению выбор «умного» голосования в конкурентных округах и регионах.
«Дмитрий Гудков, Любовь Соболь, активисты ФБК — все они заняты сугубо федеральной политической повесткой, в периоды между выборами игнорируют работу “на земле”, и при распределении округов для выдвижения в Госдуму неизбежен очередной конфликт между ними и теми политиками и активистами других партий, которые, наоборот, регулярно отрабатывают свою территорию, — говорит политолог Александр Пожалов. — И в этих условиях худшее, что может сделать власть, — это, как на выборах в Мосгордуму в 2019 году, спровоцировать сплочение умеренной и радикальной частей несистемной (“антипутинской”) оппозиции — условного Гудкова, сторонников Каца и штаб ФБК — если вновь прибегнет к тактике массовой зачистки всех неудобных кандидатов в округах».
Задача политической системы — институализировать протест и увести с улицы адекватных критиков власти. Задача несистемной оппозиции — показать массовость фронды. Помимо «болотных» протестов 2011 года сделать это за двадцать лет ей так не удалось. Что, казалось бы, всегда было только на руку Кремлю. Однако в свете сегодняшней глобальной радикализации протеста по всему миру сложившийся статус-кво может оказаться рискованным для системы. Удивительно, но сейчас именно несостоятельность несистемной оппозиции может стать проблемой для российской политики.
Обиженные реваншисты
Дело в том, что несистемная оппозиция в России всегда больше напоминала клуб по интересам — причем клуб конфликтный, отмеченный печатью энтропии, — нежели реальную политическую силу, способную консолидировать вокруг себя протест. С одной стороны, сама оппозиция удивительным образом почти никогда не вписывалась в реальный политический мейнстрим страны — исключением стала только уже отмеченная Болотная, — каждый раз предлагая своей потенциальной аудитории то, что этой аудитории неинтересно априори, попутно дискредитируя себя в их глазах нескончаемой «внутривидовой» борьбой.
С другой стороны, инерционность «несистемщиков» была обусловлена и самим российским политическим пространством — во многом так и не созревшим до реальной политической конкуренции, а также усилиями власти, которая по тем или иным причинам не позволяла силам, оказавшимся вне системы, вновь в нее вернуться.
После 1990-х годов, когда в первых двух созывах Думы все, пусть пока и зеленые, политические силы в стране были в общем и целом представлены, партийная система постепенно начала скукоживаться. Уже в 2003 году после сокрушительного поражения Союза правых сил (СПС), который тогда возглавляли идеологи реформ 1990-х, в России стала постепенно формироваться однопартийная система. Фракция «Единая Россия» получила конституционное большинство, а оставшиеся в Думе партии от оппозиции постепенно теряли свой периферийный электорат, фокусируясь на ядре сторонников.
В этот период ставшая несистемной оппозиция формировалась из представителей той части элит, которая оказалась вытеснена из реальной политики. И потому вся их повестка оказалась сведена к специфическому реваншизму, который легко прочитывался за неказистым камуфляжем призывов «спасти демократию», достроить свободный рынок и продолжить курс на либерализацию и вестернизацию. Как отмечает политолог Владимир Гельман, «семидесятники», то есть те, кто выступал в качестве одной из определяющей силы «несистемщиков» в те годы, «выстраивали свои стратегии ретроспективно: одни стремились к тому, чтобы удержать завоеванные ранее позиции, другие — к тому, чтобы взять реванш за былые поражения».
Имена этих людей хорошо известны. Михаил Касьянов, большую часть своей карьеры проработавший в Министерстве финансов, а затем, с 1998 по 2004 год, возглавлявший правительство. Борис Немцов, который работал в правительстве, был губернатором, а также членом Совета безопасности РФ. Владимир Милов, занимавший должность заместителя министра энергетики. Список этот далеко не полный, но все эти люди по тем или иным причинам были вынуждены покинуть высшие эшелоны власти и переместиться в несистемное поле критиков режима и борцов за демократию.
И потому в условиях общего консенсуса относительно катастрофы 1990-х все эти лидеры и их призывы оставались непопулярными. А попытки найти устойчивые точки соприкосновения внутри этого блока несогласных с режимом всякий раз заканчивались скандалом. Яркий пример — фактически развалившаяся в 2007 году коалиция «Другая Россия», в которую входили либеральная партия ПАРНАС, движение «Левый фронт» и радикально-националистическое движение НПФ. Не договорились они, по традиции, о кандидате на президентские выборы 2008 года.
Только СПС и «Яблоко» среди «несистемщиков» еще пытались какое-то время вернуться в легальную политику. Например, СПС, который, как правило, поддерживали жители крупных городов, а также хорошо обеспеченные молодые люди с высшим образованием, после кадрового перезапуска по партийным спискам прошел в целом ряде областных парламентов. А в 2009 году Никита Белых, бывший член союза, стал губернатором Кировской области и оставался им до ареста и приговора по обвинению во взятке. Тем не менее на выборах в Думу в 2007 году партия получила всего 0,96% голосов, после чего было объявлено о самороспуске. За «Яблоко» в массе своей голосовал условный постсоветский «средний класс» из числа умеренных сторонников либерализации, но и ее положение с 2003 года медленно, но верно ухудшалось.
Упущенная Болотная
Тем не менее в 2011 году по целому ряду причин несистемная оппозиция получила шанс на перезапуск за счет знаменитого электорального цикла, который сопровождался самыми массовыми митингами в истории новейшей России. Но в ситуации, быть может, наиболее благоприятной для всего несистемного блока за всю его историю, оппозиция так и не смогла выработать единой стратегии для успешной раскрутки «негативного консенсуса» и возвращения в системную политику.
Сначала она вновь не смогла договориться о едином кандидате в президенты на выборы в 2012 году. Затем, не обладая достаточной поддержкой, особенно в среде российской элиты, попытались вести переговоры с Кремлем по линии Алексея Кудрина. Быстро иссякли и ресурсы для накачки протеста. Но главное — оппозиция так и не сумела сформулировать внятную программу реформ помимо лозунгов про «жуликов и воров», которые быстро утратили свою актуальность.
Уже весной 2012 года «несистемщики» раскололись на два лагеря: один во главе с Сергеем Удальцовым выступал за то, чтобы продолжить уличные акции с прицелом на привлечение миллиона протестующих («Марш миллионов»), а другой, возглавляемый Владимиром Миловым, предлагал заняться партийным строительством, чтобы вернуться в легальное политическое поле через электоральный процесс. Ни того ни другого добиться не удалось.
Характерно, что, по данным всероссийского опроса Левада-центра в мае 2013 года, только 27% респондентов заявили, что поддерживают оппозицию, против 42% в декабре 2011-го. Попытка же создать единую организацию для всех протестных сил, учредив Координационный совет оппозиции, закончилась до скучного предсказуемо — развалом этого совета. Дальнейшая судьба несистемной оппозиции прошла под знаком массового ухода с политической сцены «старой гвардии», размывания и размежевания всего протестного крыла и роста популярности Алексея Навального.
Для одних борьба за симпатии граждан оказалась окончена после того, как большая часть так называемого либерального истеблишмента наотрез отказалась принять вхождение Крыма в состав России: на фоне «крымского консенсуса» этот жест можно было охарактеризовать не иначе, как акт сознательного политического самоубийства. Только «Правое дело» и «Гражданская платформа» попытались встроить наследие болотных протестов в легальное политическое поле. Однако после ухода из «Правого дела» Михаила Прохорова партию попытались перезапустить, неудачно сместив ее на национально-патриотическую повестку. А созданная Прохоровым в 2012 году «Гражданская платформа» — партия «клубного типа», изначально задуманная как радикальная альтернатива любой имеющейся партии, вскоре практически встроилась в президентскую повестку.
В итоге этим раздраем сумел воспользоваться Навальный, который уже в 2013 году за счет грамотно организованной предвыборной кампании получил 27% голосов москвичей во время выборов мэра. А в 2014 году он заявил, что присоединение Крыма — это надолго, чем вызвал негодование бывших коллег по Совету оппозиции, но сохранил потенциал для дальнейшей политической карьеры. Именно с его именем впоследствии будет ассоциироваться российская протестная улица.
Популист от оппозиции
После событий 2011–2012 годов Кремль сделал ряд шагов по либерализации политического поля, которой, однако, никто из новых игроков не воспользовался. Новые партии не выросли. Возвращенные губернаторские выборы разыгрывались системными участниками. В регионы столичные оппозиционеры так и не пошли. С барьерами из муниципальных и региональных фильтров никто всерьез и не сражался.
Навальный, с одной стороны, попытался за счет своей партии и личной кандидатуры претендовать на участие в политическом поле, а с другой — развернул тотальное обличения «воров и коррупционеров» из высших эшелонов власти. Попытавшись оседлать глобальный антиэлитистский тренд, оппозиционер действовал по двум направлениям: с одной стороны — по линии Фонда борьбы с коррупцией он выпускал расследования об активах людей из высших эшелонов власти, а с другой — регулярно проводил малочисленные митинги, которые для одних заканчивались реальными сроками, а для него — ничем. Для власти это было удобно.
Навальный обеспечивал предсказуемость: было ясно, кто, где, в каком составе и с какими лозунгами выйдет на улицу. К тому же массовой поддержкой политик не пользовался: сначала из ядра его сторонников ушел городской «креативный класс». Затем повзрослевшая молодежь. Общий флер истерической непримиримости Навального — с классическим для него «есть только два мнения: мое и неправильное» — вместе с откровенно популистскими заявлениями, от которых регулярно кривилось профессиональное сообщество, привел к тому, что от него отшатнулись не только потенциальные сторонники из протестно настроенных групп, но и те, кто поначалу входил в лояльную ему среду. Но, так или иначе, все эти люди оставались в орбите несистемной оппозиции, это был актив запаса.
Характерно, что, сея раздор и не прилагая никаких явных усилий для того, чтобы создать диалог между все более расползавшейся несистемной оппозицией, он растаптывал плоды даже удачных политических инициатив. Чего стоит хотя бы «умное» голосование, которое торпедировало целый ряд единороссов во время последних выборов в Мосгордуму. Но оказавшиеся благодаря этому в парламенте представители оппозиции от коммунистов, яблочников и справедливоросов не то что друг с другом — они даже внутри своих фракций договориться не смогли.
Последовательно же призывая своих сторонников бойкотировать все самые значимые выборы, Навальный и вовсе заработал себе амплуа «серого кардинала», работающего внутри оппозиционного блока прямо или косвенно по заказу Кремля. Ведь, как справедливо заметил однажды Ленин, бойкот — форма нападения, уместная только в том случае, когда рассчитываешь опрокинуть своего противника.
В итоге Навальный оказался заложником своей негативной повестки. Собрав вокруг себя все условные маргинализированные группы — от националистов и либералов разных мастей до обманутых вкладчиков и экологов — он так и не избавился от проклятия несистемной оппозиции: не сумел сформулировать внятной созидательной программы.
«Проблема несистемной оппозиции и ее неспособности мобилизовать вокруг себя массированный электорат всегда была связана с тем, что у нее не было геополитического проекта России. Они никогда не знали, что делать с российским государством, с его державностью, — замечает в связи с этим Борис Межуев, политический философ, доцент философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. — Все попытки описать этот проект как европеизацию ни к чему не приводили: было ясно, что это направление бесперспективно. Поэтому если какие-то силы, оказавшиеся за линией легального поля, и будут иметь вес, то они всегда будут сильно окрашены левокоммунистической риторикой. Только эта идеология может по-настоящему бросить вызов власти. То есть несистемная оппозиция в России будет успешна, только если начнет работать на левом фланге».
Нельзя исключить еще один фактор риска: в пространстве несистемной оппозиции, лишенной привычной институциональной точки сборки в виде Алексея Навального, может родиться и быстро набрать силу любая новая идея — внутренняя или занесенная извне, популистская или националистическая, с заветами социальной справедливости или праволиберальных ценностей. А объединенная ситуативным требованием перемен улица может не захотеть разбираться в частностях.
Фото: AP Photo/Markus Schreibe/ТАСС; Сергей Карпухин/ТАСС
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl