Нечаянный император
Немая сцена из «Ревизора»: позы чиновников выражают крайнюю степень ужаса, дамы пытаются всплеснуть руками, но не могут, Добчинский и Бобчинский стремятся найти спасение друг у друга, да так в этом стремлении и застывают. И царящий надо всеми жандарм, исполняющий свой государственный долг.

Как бы мы ни трактовали финал гоголевской пьесы, какие исторические и литературные параллели ни вычерчивали, эта картина не может не быть точным слепком той России, которую долгие годы выстраивал Николай Первый. По своему образу и подобию.

Незыблемое основание престола
Третий сын императора Павла не хотел и не собирался царствовать. Он воспринимался как отдалённый и маловероятный наследник, а потому к управлению государством его не готовили. Но, как это часто бывает в истории, именно в прочных и многодетных монарших семьях случаются династические кризисы. Казалось бы, после трагической чехарды переворотов XVIII века наступает покой: Павел законом устанавливает строгий, поэтапный порядок престолонаследия по мужской линии, двумя волнами производит на свет четырёх сыновей. Не у одного, так у другого будут наследники, и Россия станет раз за разом безболезненно получать законного правителя. Даже то непредвиденное обстоятельство, что самого Павла вскоре убьют, не могло поколебать систему. Старший сын, 23-летний Александр, посвящённый в заговор, отрыдается и пойдёт царствовать. Все уверены, что у него будут дети. Константин, двумя годами моложе, тоже надеется, что у брата появятся наследники, и не собирается думать о возможности стать императором. Младшие, Николай и Михаил, малыши. Одному скоро будет пять лет, другому только что исполнилось три. Завет отца в их воспитании лаконичен: строгому, но простоватому генералу Ламздорфу поручалось вырастить из них дисциплинированных и достойных членов императорской фамилии, только «не таких повес, как немецкие принцы». С Николаем это получилось — его можно считать кем угодно, только не повесой. Равнодушный к вину, непримиримый к табаку, он был чрезвычайно неприхотлив в быту и слыл образцовым семьянином. Даже если бы получили явственное подтверждение слухи о его внебрачных связях и детях, это вряд ли можно было бы назвать праздником неконтролируемой похоти, но скорее чинными и благородными романами с последующим устройством жизни бастардов.

Трагедия марта 1801 года вряд ли оставила в душе Николая такие же рубцы, как у старших братьев. Он запишет потом воспоминания о дне смерти отца, но это лишь описание того, как малыши были оторваны от игрушек и стали свидетелями глубокой скорби матери и истерики Александра. Вполне возможно, что Николай, узнав в какой-то момент, что это был не апоплексический удар, а убийство, и, ужаснувшись тому, что может произойти на самой верхушке империи, не мог не согласиться с тем, о чём мы с вами говорили в самом начале: империя не дрогнула, а преемственность осуществилась согласно павловскому закону. Не то случится через неполных двадцать пять лет.
«Сим мы должны были спокойствию государства, которое на твёрдом законе о наследстве основано, о чём каждый добромыслящий уверен».