12 апостолов: режиссер Александр Молочников — о трагическом значении тиктока, низком уровне театральной критики и театре, который ему нравится
В 2014 году 22-летний Александр Молочников стал режиссером одного из главных театров страны — МХТ имени А. П. Чехова. Он начал с громкой премьеры «19.14» на стихи Дмитрия Быкова, рассказавшей об ужасах Первой мировой, в том числе через сюжеты из реальных фронтовых писем, продолжил спектаклями «Бунтари» и «Светлый путь. 19.17». В этом году режиссер представит кинокартину “Скажи ей” и постарается сделать балет жанром, интересным каждому.
В апреле вам исполняется 29 лет, в свое время вы стали самым молодым режиссером МХТ им. А. П. Чехова, как вы тогда справились с давлением?
Ну, все уже, справился. Сейчас и помоложе меня режиссеры есть.
Тогда поговорим о смене поколений — как изменился театральный ландшафт с уходом из жизни одного из его главных светил Олега Павловича Табакова?
Театральный ландшафт, как и ландшафт природный, имеет обыкновение меняться. Уходят, как вы правильно говорите, светила, новые светила на их место не приходят, но вокруг загораются новые лампочки. Пандемия выявила какие-то вещи, раньше зритель ходил везде, теперь за его внимание идет война.
Везде?
О, да! Иногда хотелось встать во время спектакля и сказать: “Что с вами не так вообще? Так даже до Станиславского не играли!” Но зрители покорно смотрели, а в конце хлопали.
Как вы думаете, в чем причина?
Просто в Москве, особенно в ЦАО, люди ходили в театр. Привычка, что ли. Сейчас очень видно, когда даже разрешенные 50 или 25 процентов зала не заполняются, некоторые театры исчезают, как герои Мстителей по щелчку Таноса.
В чем была уникальность зрителя МХТ?
Какого МХТ ? Табаковского?
Да.
Как-то раз кастинг-директор Звягинцева мне сказала уже после смерти Олега Павловича: «Когда нужно было артистов найти или просто почерпнуть какие-то новые мысли или идеи, Андрей Петрович (Звягинцев) всегда шел в МХТ”. Имелось в виду, что больше он туда не ходит. Как режиссеру, мне, конечно, очень интересен такой зритель, ведь так или иначе ты стараешься быть в диалоге с тем, кто умнее и талантливее тебя.
Вообще, билеты в МХТ, особенно на спектакли, например, Богомолова, достать было всегда сложно...
Как и на Серебренникова, Писарева, Хабенского и многих других. Публика всегда была разная — пожилые и молодые, продвинутые и новички, из провинции и из Союза писателей… Когда со сцены задавался сложный неоднозначный вопрос, реакция была интересная, не просчитанная, не такая, что все смешное — смешно, а все грустное — грустно. Эмоциональная и рациональная эволюция зрителя за время спектакля: люди зачастую сталкивались с чем-то шокирующим, задавались вопросом «Это точно театр?», но смотрели до конца и проникались или уходили в гневе. Были ведь очень смелые эксперименты и в то же время совсем зрительские спектакли. Смелые — это реально смелые. Такие, как «Сказка о том, что мы можем, а чего нет» (Марата Гацалова 2013 год. — Esquire). Он шел одновременно в четырех комнатах по сложной драматургии Саморядова и Луцика. «Киже» Кирилла Серебренникова, даже наши «Бунтари», простите за нескромность, мне кажется, очень разные, смелые для главного драматического театра страны пробы.